Александр Дюма в Темир-Хан-Шуре

Было холодно, гости озябли, художника в постель уложила жестокая лихорадка. После принятия большой дозы хинина Муано начал торопить спутников с отъездом из этого захолустья.

Хотя французы в Темир-Хан-Шуре находились всего сутки, А. Дюма сумел взять кое-что на заметку. Он отметил, что Темир-Хан-Шура — недавно отстроенное поселение, где пребывает Апшеронский полк. Что полком командует барон Врангель, что Шамиль осаждал Шуру, а Хаджи-Мурат даже ворвался на ее улицы, но был отбит.

Предание гласит, — сообщает романист, — что место, на котором в настоящее время находится Шуре, было прежде озером. На другой же день… предание почти осуществилось. Весь город буквально превратился в огромную лужу. Дело в том, что в тот день с утра грело солнце и снег начал быстро таять… Гостей все это не устраивало, и они, поблагодарив врача Апшеронского полка и выпросив у него про запас хинину, выехали в направление Дженгутая.

По дороге, в Парауле и особенно в Гелли, путешественники претерпели ряд приключений, пока не прибыли в Буйнак. Здесь состоялась встреча с человеком, который сумел их вернуть в Темир-Хан-Шуру. Им бьл командир 1-го Дагестанского полка полковник князь И. Р. Багратион. Между ним и французами завязался разговор. Последние сказали, что они сыты Темир-Хан-Шурою, рассказали о вьюге, наконец, о 6олезни Муане и его желании поскорее оставить Шуру, где его пульс бился 120 раз в минуту.

На эти слова князь решительно заявил:
Жаль, но вы вновь возвратитесь туда.
Нет, нет, нет, — возразил Муане, — благодарю, я уже там кое-что приобрел. Но когда Багратион обещал с Гимринского хребта показать то, что они более в мире никогда не увидят, гости заколебались. Через час Роман Иванович со своими новыми спутниками двинулись в сторону Темир-Хан-Шуры. По дороге они обменялись подарками. Багратион вручил кинжал работы мастера Муртузали и ружье, а Дюма преподнес полковнику карабин.

В 8 часов вечера в полной темноте экипаж Багратиона застучал колесами по улочкам Шуры. Через 10 минут после прибытия был подан ужин на французский лад. Пошел, естественно, разговор о Париже. Князь не был односторонним слушателем. Оказалось, он два года назад посетил Францию, у него с Дюма нашлось много знакомых. По этому поводу романист заметил: «Если бы сказали дамам, о которых мы разговаривали, что вблизи Каспийского моря… между Дербентом и Кизляром речь шла о них, то они, конечно, удивились бы».

Может быть, впервые на территории Дагестана гости спали на настоящих постелях. Впрочем, еще один раз, в Чир-юрте, такое было у князя Дундукова-Корсакова. Ночь прошла спокойно.

В пять утра французов разбудили. На улице было темным-темно. На небе блистали звезды, у ворот было слышно ржание и топот коней. Выпили по чашке кофе и выехали из крепости в сопровождении ста всадников Дагестанского полка. Через 12 верст в лучах солнца забелели казармы Ишкартинской крепости. Было половина восьмого утра. Комендант крепости, предупрежденный Романом Ивановичем, ожидал гостей. Тут же подали завтрак. После хорошей тряски аппетит спутников разыгрался не на шутку.

Дальше, в сторону Караная, почетный эскорт увеличился до 500 человек. Дюма отметил, что их сопровождала целая бочка водки. Время от времени отпускалось по чарке горячительного.

Проехали мимо разрушенного в 1842 году и покинутого всеми аварского аула Каранай. Теперь Дюма, Муане и Калино пересели на лошадей. Тропа шла все вверх и вверх, и через час с лишним вся экспедиция остановилась перед невиданной панорамой, открывшейся в сторону Кавказского хребта и Каспийского моря. Дюма сказал, что ничего подобного в своей жизни не ощущал. Потрясен был и Муане. «Я мог видеть, — писал романист, — на глубине семи тысяч футов подо мною жителей Гимры, копошившихся наподобие роя муравьев». В честь удачного восхождения дапи залпы из ружей. Начали спускаться. Обедали в Ишкартах. Там же остались ночевать.

Здесь опять хотим предоставить слово самому Дюма: «Когда МЫ пили чай, меня пригласили пройти в комнату, где, как сказали, находится особа, желающая меня видеть. Это был военный портной, пришедший снять мерку для полного офицерского платья». Мы точно знаем фамилию портного, хотя Дюма ее не назвал. Им был выходец из деревни Петраково близ Лодзи, впоследствии житель Темир-Хан-Шуры Рубштейн. В тот же вечер романист был принят в почётные члены Апшеронского полка. По этому поводу весь вечер гремела музька, были устроены и танцы.

На следующее утро, прибыв в Темир-Xан-Шуру, отведав завтрак в сопровождении Багратиона, гости уехали через Дженгутай, Параул, Гелли, Карабудахкент в Дербент.