Имам-Газали Газалиев. Воспоминания

Я родился в Дагестане в ауле Чох 20 марта 1928 года. Нас было четверо — я, два старших брата и сестра. В 1935 году нас раскулачили — выселили из нашего дома и открыли там Чохскую участковую больницу.

Мой прадед Мамалав служил в Дагестанском Конном Иррегулярном полку. Дочка Мамалава (моя бабушка) вышла замуж за командира четвертой сотни Дагестанского Конного Иррегулярного полка Магома Имам Газалиева. Он сопровождал Александра Дюма в его путешествии на Кавказ. Имя моего деда Александр Дюма упоминал в одной из своих книг. В 1858 году моего прадедушку назначили командиром отряда, он встретился с Александром Дюма-отцом. Он называл его в своих воспоминаниях Магома Иман-Газальев. Дюма был с художником, который зарисовывал природу и людей, как фотограф.

В 1935 году я поступил в 1-й класс в Чохе. До 1928 года арабская школа была в Дагестане, арабские классы и до 1928 года учили здесь на арабском языке, на языке Корана. Он в 1928 году ввел латинский язык. А через год латиницу убрал он, ввел кириллицу. Надо отдать ему должное за это. Люди становились грамотными.

В 1936 году мы переехали в Голотль к брату отца, до революции он был назначен наибом, начальником милиции. Потом уехали в Кахуллай, затем в Махачкалу. Помню, как в 1936 году сестра, два старших моих брата мешали глину мешали с соломой и делали кирпич для постройки дома. Я помню, уже поздняя осень была, из сырых кирпичей построили дом.

В 37году отец пошел на базар, чтобы отдать на ремонт обувь своих детей. Тут же, на рынке, на него донес односельчанин, его забрали и посадили, это было в октябре. А в декабре отца расстреляли. Дом в Махачкале пришлось продать, уехать в Буйнакск, где жили наши родственники.

В 1941 году началась война и у нас начало войны, мы переехали в Буйнакск, снова туда.

В 1942 году моего брата взяли в армию, и нам прислали военную книжку его, по ней давали какие-то деньги.

В 1941 году маму забрали на рытье окопов и она участвовала в рытье окопов. Она заболела дизентерией, ее отпустили.

В 1943 году я закончил 7 классов и поступил в Буйнакскую медицинскую школа, которую окончила сестра.

Даже сейчас помню своих преподавателей. Детские болезни преподавала Золотарёва, я прекрасно помню. Помню, как Князев, преподаватель «ухо-горло-нос», показывал воспаление, что бывает при воспалении. Он встаёт, он крупный, высокого роста, встает, выходит из класса и постепенно медленно открывает дверь, входит в комнату и говорит: «Вот так лейкоциты из кровеносных сосудов выходят к воспаленному участку». Глаголев преподавал микробиологию, представляете, он посмотрел мою кровь и говорит: «О, мальчик, ты долго будешь жить, у тебя тромбоциты крупные».

Мы все время были голодные. Хлебная карточка, 400 граммов хлеба. Ночью идешь туда, в час ночи, занимаешь очередь, пишешь на руке химическим карандашом номер, а утром хлеб привезут, в 5-6 часов. К этому времени записи уже стирались. Кто сильней, тот и все они очередь, что там, 400 грамм, идешь — по дороге кушаешь. Ели макуху — массу, остающуюся после отжима подсолнечного масла.

У нас были ослы, я ухаживал за ними. Помню, мы были всегда голодные, холодно, одевать нечего.

В 1943 году после окончания 7-го класса, в Чохском колхозе некому было работать. Всех забрали на войну, поэтому там посеянные поля оставались несжатыми. В колхозе мы получили участок земли, где пшеница росла,и мама ночью, она из богатых состоятельных людей, при свете луны, огромные территории этой пшеницы жала, а я снопы вязал и я скирдовал ее.

Помню, как у нас появилась канадская мука. Шинели английские. Люди начали одеваться. Женщины распарывали шинели и шили из них пальто.

Во время учебы а медицинской школе, пошел в библиотеку. Первая книга, которую там прочел – Джек Лондон. Там было, понимаете, в 43ем году все собрание сочинений Джека Лондона, я читал, таким запоем я читал их! Это чудо, понимаете, это чудо-вещь, это, это «Белый клык»! Бесподобно! Конан Дойля читал, Вальтера Cкотта, Фенимора Купера, Жюля Верна.

Мамы нет, я один в комнате, ночью всегда у нас была плита, плита, я один раз топил печь во время войны, один раз печь топишь ее, дров не было почти, печь, комната остывает, а я садился на печку и до утра, печь остывает, а я читаю, читаю…

После окончания медучилища, 4 года я работал фельдшером, а потом поступил в Дагестанский медицинский институт. При сдаче института очень интересная вещь была. Я сдаю экзамен. Русский устно. Понимаете? А я то 8-й, 9-й, 10-й класс не кончал, а вся программа это такая, я ее не знаю!

И еще один случай помню о военном времени. Наверху, над селом Чох была гора. На этой горе кругом был березовый лес. Говорили, что этот лес, Джиннов лес, лес чертей. В 1943 году весь лес срубили на дрова. Оказывается, там были родники, которые его питали. А через полгода начался оползень. Родники, которые питали этот лес, начали течь на скалу, а сзади его подмыло, начался оползень. Половина селения Чоха, которое было на той стороне.

Самое страшное-голод. Кушать нечего, одевать нечего. В эти годы как раз у меня на коленях всегда были латки. Я помню, я спросил: «Мама, я когда-нибудь буду носить брюки без латок?» Мама была мастерица, швея. Она шила телогрейки, она шила рубашки, брюки. Тогда еще во время войны это тоже нам помогало выжить.

Как же все ждали вести с войны. Мой брат Абдулажид на войне лейтенантом медицинской службы служил. Он прислал нам аттестат, мы получали по нему деньги.

С 1961 по 1971 год я работал на Верхнем Гунибе главным врачом республиканской больницы, вылечил две тысячи больных. Оттуда я поехал в аспирантуру к Вишневскому. Я защитил кандидатскую, потом докторскую.

У меня есть мечта — в моем доме открыть музей аула Чох.