Мурад-бей Дагестанлы – выдающийся ученый и общественно-политический деятель

Родился он в селении Урахи нынешнего Сергокалинского района, получил определенное мусульманское образование, затем учился в Темирханшуринской четырехклассной школе. В 1866 году поступил в Ставропольскую гимназию. В годы учебы в Ставропольской гимназии у него проявилась способность к научно-исследовательской работе, он занимался изучением даргинского фольклора, опубликовал очерк "Среди горцев Северного Кавказа" ("Из дневника гимназиста"). В 1872 году уехал учиться в Цюрих, и оттуда перебрался в Турцию. Существуют различные версии о причинах невозвращения в Россию.

Занимавшийся конкретно представителями дагестанского зарубежья и автор одной из лучших публикаций о Мурад-бее А.М. Муртузалиев объясняет это тем, что в его роду было много влиятельных мусульманских богословов, основы мусульманского образования он получил в семье, и именно это обстоятельство повлияло на выезд в Турцию. И турецкие власти хотели иметь на службе такую светски образованную, владеющую русским и французским языками личность. Мурад-бею предоставили должность в аналитическом отделе канцелярии зарубежной печати Министерства иностранных дел.

В Турции он стал преподавателем истории, одновременно занимался научной деятельностью. Ему принадлежат фундаментальные исследования: "Всемирная история" в шести томах и "Турецкая история" в одном томе. В 1893 году М.Дагестанлы издал и учебник по всеобщей истории, который считался в Турции лучшим и выдержал не менее трех изданий до того, как этот курс в 1896 году был изъят из программы школ в связи с усилением реакции и чисткой учебных заведений от прогрессивных элементов.

Мурад-бей проявил себя и на литературном поприще. В 1891 году он написал роман на турецком языке, который наши литературоведы называют по-разному. К примеру, Ю. А. Петросян называет его "Это новость или неожиданность?" По его мнению, в романе сделана попытка показать настроения молодой турецкой буржуазной интеллигенции того времени. Мурад-бей много сделал для ознакомления турок с историей России, публиковал материалы о ней, переводил произведения русских писателей, в частности, "Горе от ума" А. Грибоедова. Эта комедия привлекла внимание М.Амирова своей социальной и идейной направленностью, острой критикой пороков самодержавного строя. В. А. Гордлевский подчеркивает, что не случайно выбор Мурада остановился на Грибоедове: карикатурные формы галломании, высмеянные Хюсейном Рахми, напомнили Мураду обличительный монолог Чацкого. Так логически подсказана была в середине 80-х годов XIX века мысль о переводе комедии, которая сигнализировала об общественном бедствии.

Наибольшую популярность Амиров приобрел как журналист и общественно-политический деятель в связи с тем, что он издавал еженедельную газету "Мизан" ("Весы"). Отсюда одно из его имен - Мизанджи Мурад. К сожалению, мы имели доступ только к очеркам "Среди горцев Северного Кавказа", однотомной истории Турции и к статьям газеты "Мизан".
Мы сумели установить контакт с его сыном Омаром и кое-что узнать через него о Мурад-бее. Но при порядках, которые тогда существовали в СССР, невозможно было ни выехать в Турцию, ни получить оттуда литературу. Так, например, из рассказа Омара следует, что его дед, отец Мурад-бея, участвовал в борьбе горцев против царизма, состоял мюридом при наибе Хаджи-Мурате. После гибели Хаджи-Мурата он не порвал с мюридами Шамиля, за что был сослан в Россию, где пробыл три года. Здесь он понял, что с присоединением Дагестана к России в истории и духовной культуре горцев наступает новый этап. Осознавая, что будущее Дагестана связано с Россией, отец Гаджи-Мурада определил сыновей в русскую школу. "С покорения Дагестана русскими, - говорил он, - наступили иные времена и установились иные обстоятельства... я решился, вопреки обычаям наших предков; вопреки требованиям религии, отдать вас в школу... чтобы... не беспокоился за вас в будущем. С каким трудом я перенес при этом плач и жалобы вашей матери, упреки родственников и друзей и злобную улыбку на лице моих врагов, знаю только я один". Сам Гаджи-Мурад Амиров признавал преимущество русской культуры перед восточной культурой того времени. Преодоление экономической и культурной отсталости горцев он усматривал в приобщении их к социально-политической жизни и культуре России. Его критика направлена против проявлений патриархально-феодальных отношений и той части духовенства, которая противодействовала изучению горцами русской культуры.
 Мурад Дагестанлы также считал, что русские школы лучше, так как в них, по его словам, широко изучались естественные и математические науки. "Ознакомившись с моими познаниями в математике, - пишет он, - один из учеников мусульманской школы признался в том, что он с удовольствием отправился бы к русским учителям, если бы прежде знал, что у них все это так, т. е. что европейская наука превосходит горскую".

Г.-М. Амиров хорошо знал историю, культуру, быт, традиции и обычаи горцев. Он указывает на фанатизм, приверженность к устаревшему адатному судопроизводству, вредные проявления шариата и адатов (многоженство, калым, кровная месть, вражда и ссоры между тухумами и аулами), критикует местных старшин, кадиев, мулл, пытавшихся использовать шариат и адаты в своих корыстных целях.

Г.- М. Амиров говорит и о бесправном и униженном положении горской женщины. "Она лишена всех политических прав, во многих горных аулах женщины выполняют наиболее тяжелые полевые работы".

Но Амиров отмечает и положительные традиции горцев: любовь к свободе, к родине, к родному аулу, уважение к старшим, гостеприимство, уверенность, справедливость, простоту, непоколебимую твердость в решениях и т. д. "Ни одно чувство у горца, - пишет он, - не развито так сильно, как любовь к свободе. Как понимается эта свобода - другой вопрос. И единственно этой любовью к свободе объясняется замечающаяся в горце неприязнь ко всему русскому, т. е. европейскому".

Характеризуя отношение горца к родине, Г.-М. Амиров пишет: "Горец сильно привязан к родине, подразумевая под этой родиной его родной аул с его жителями. Скажу более: я не могу вообразить народ, который был бы так привязан к своей родине, как дагестанские горцы... я говорю здесь не о сознательном патриотизме, а о бессознательной привязанности".
В очерках Г.-М. Амирова оправдывается политика царизма и его представителей в Дагестане. "С присоединением к России, - пишет он, - в Дагестане установились справедливость и правосудие." Эта тенденциозность объясняется, по нашему мнению, тем, что очерки Г.-М. Амирова были предназначены для официального печатного органа царских властей и прошли цензуру.

Во второй период Мурад-бей проявил себя как талантливый демократически мыслящий публицист и общественно-политический деятель. Его газета с самого начала была настроена критически к общественным порядкам Турции и политике империалистических стран в отношении Турции. Но она редко задевала султана. Здесь сказывалось то, что он был правительственным чиновником и надеялся, что султан Хамид сам изменит свою политику. В 1895 году Мурад-бей обратился к султану с докладной запиской, в которой предлагал осуществить ряд реформ в системе государственного управления, но правитель Турции не счел нужным реагировать на нее. После этого Мурад-бей вынужден был эмигрировать. В эмиграции уже выступал резко критически в адрес султана и его режима. Преследуемый властями, он переезжал из одного города в другой, из страны в страну (Каир, Париж, Женева и т.д.). За его деятельностью следили английские и русские власти. В Египте вначале его поддерживал английский комиссар лорд Кромер, но вскоре он отвернулся от него, мотивируя это тем, что Мурад и его газета слишком далеко зашли в критике личности султана. Действительно, Мурад-бей писал, что "история человечества не знала монарха более неблагодарного, жадного и подлого". В этой брошюре Мурад-бей назвал султана"сатаной на троне". "Пока царствует султан Хамид, - пишет он, - османский мир и Европа не могут ожидать от него ничего, кроме неприятностей, еще раз неприятностей, всегда неприятностей".

Русский дипломатический представитель в Египте изменение отношения лорда Кромера к Мурад-бею связывал с политическими соображениями английского правительства, которое сочло более целесообразным сблизиться с султаном. Узнав о том, что турецкие власти требуют его выдачи, Мурад-бей уехал из Каира. Находясь в Париже и Женеве, он вошел в общество "Иттихад ве терраки" ("Единение и пpoгpecc") и вскоре стал одним из наиболее влиятельных руководителей младотурецкого движения. Его газета стала одним из органов печати этого общества. В 1897 году Женевский комитет общества, руководимый Мурад-беем, стал официальным штабом младотурецкого движения в Европе. Русские ученые отмечают выдающуюся роль дагестанца в этом движении. Его популярность была настолько велика в этот период, что он стал своего рода идолом турецкой молодежи. Однако младотурецкое движение не было однородным, не было единства и в его руководстве. Первая же встреча Мурад-бея с главным идейным вождем этого движения Ахмедом Ризой выявила серьезные политические противоречия, они отражены в газете "Мешверет" ("Обсуждение") Ахмеда Ризы и в "Мизан" Мурад-бея. Будучи более прогрессивными, воззрения Ахмеда Ризы также не отличались радикализмом. Наиболее слабым местом в них было увлечение его позитивизмом, за что его обвиняли многие младотурки. Мурад-бей выступал против Ахмеда Ризы, обвиняя его в стремлении превратить общество младотурок в отделение позитивистов. Позитивизм - философское направление, которое исходило из того, что все подлинные знания могут быть получены специальными науками без философии путем описания фактов. При всей непоследовательности позитивизм имел исторически положительное значение как направление методологии науки. Но в нем довольно явно выступал атеизм, что не могло  не отталкивать верующие мусульманские массы.
Дальнейшая эволюция общественно-политических взглядов Мурад-бея отражена главным образом в газете "Мизан". В одном из номеров этой газеты в форме "Обращения к султану Абдул-Хамиду" говорится, что со времени восшествия его на пpeстол империя разваливается, многие ее части либо отторгнуты, либо отходят. И те области, которые остаются в составе империи, находятся в запущенном состоянии. В обращении ставится вопрос об улучшении судопроизводства, ответственности государственных чиновников за свое дело, установлении свободы печати в пределах закона, создании ответственного перед сенатом пpaвительства. Все это не выходит за рамки конституционной монархии. В этой программе, как и в других его выступлениях, нет требования ликвидации монархии.

Эта мысль четко высказана в его брошюре. "Царствующая фамилия деградировала из-за безобразий, творящихся во дворце, но она еще не истощена. Ее эффективное "очищение" в paмках программы, предлагаемой партией реформ, вернет ей качества, которыми она некогда была славна. Ее сохранение во главе империи необходимо. Без нее турецкая мощь не будет существовать".

Приведенная мысль имеет сторонников и в наше время. Даже в России есть силы, выступающие за восстановление монархии. Тем более объяснима точка зрения Мурад-бея, жившего в мусульманской стране, притесняемой христианской Европой. Ислам и шариат являлись тогда основой миропонимания турок, они учили, что феодально-теократическая власть божественна и единственно приемлема для мусульман.

Эта слабость в отношении султанской власти была использована представителями султана. После длительных переговоров им удалось убедить Мурад-бея, что султан Абдул-Хамид  готов осуществить реформы, если прекратят войну против него. Мурад прекратил издание газеты и вернулся в Стамбул. Ю. А. Петросян справедливо считает труднообъяснимым этот поступок человека, недавно убеждавшего своих читателей, что Абдул-Хамид не принесет стране ничего, кроме бед и несчастий. Чего было больше в поступке Мурад-бея - остатков наивной веры в "доброго султана" или неверие в конечный успех движения? Однозначно можно сказать, что возвращением он произвел тяжелое впечатление на своих сторонников и укрепил позицию султана.

Следует подчеркнуть, что и подход к национальному вопросу Мурад-бея не отличался последовательностью. Он часто затрагивает вопрос о праве наций, пишет, что "всеобщее право, право наций никогда неподвластны произволу одной личности". Но вместе с тем отрицал право албанцев, греков, армян, арабов и других народов, находящихся под властью Турции, на самоопределение. Он считал, что решение их национального вопроса возможно только в составе и на путях прогресса Османской империи. Мурад-бей оправдывал политику султанских властей в отношении армян и греков, рассматривал христианский вопрос как результат политических и дипломатических интриг иностранных держав, но не отрицал права немусульманских народов на пропорциональное представительство в высших органах законодательной власти.

Мурад-бей, как и другие общественно-политические деятели мусульманских стран, пытался обосновать свои социально-политические планы и стремления с помощью ислама. В первую очередь пытался доказать, что ислам не виновен в том, что Турция дошла до этого состояния, что он не мешает социальному и духовному прогрессу общества. Так он писал: "Мусульманская религия не является непосредственной причиной слабости Османской империи. Она не является тем более препятствием для подъема".

Объясняя причины отставания Турции, Мурад-бей подчеркивал, что народ молод, религиозен и слепо повинуется недостойным властям. Различные обстоятельства превратили эту покорность в священную обязанность. И нельзя слишком упрекать народ за это. Здесь ученый не указывает на эти обстоятельства, но нетрудно понять, что речь идет об исламских традициях, которые считали власть султана (он же и халиф) священной и требовали покорности ей. Вместе с тем он верит, что народ Турции молод и силен, он пробудится и использует все свои возможности для подъема страны.

После установления диктатуры младотурок Мурад-бей вынужден был снова эмигрировать за границу. Он не разделял их внешнюю и внутреннюю политику, прогерманскую ориентацию, их идеи и многое в панисламизме и пантюркизме. Младотурки преследовали тех своих сторонников, которые выступали против их политики. В 1908 г. был арестован и на 4 года отправлен на остров Родос Мурад-бей. После освобождения из ссылки он вместе с сыном Омаром-Фаруком уехал в Швейцарию на лечение. Последние пять лет провел в кругу своей семьи, занимаясь по мере возможности научной деятельностью. Умер 15 марта 1917 года в возрасте 63 лет и похоронен недалеко от Стамбула в местности Анадалу-Хисар.
При всей непоследовательности социально-политические воззрения и выступления Мурад-бея имели большое значение для политического пробуждения отсталых мусульманских масс мусульманского Востока.

Его газета "Мизан" распространялась почти во всех странах Османской империи. Известный историк Ахмед Рефик писал в 1908 году, что газеты (в том числе и "Мизан") ввозились в империю тайком, их читали военные и гражданские чиновники, уча-    щиеся светских школ и медресе, офицеры армии и флота, литераторы и журналисты. Продолжая его мысль, А. Б. Куран подчеркивает, что они "читались с жадностью".

Гаджи-Мурад постоянно следил за событиями в России и в Дагестане, отмечал сын в своем письме к нам, собирал материал по истории и истории культуры Дагестана, думая написать книгу. Сын писал, что отец любил Дагестан, скучал по нему и с особым восторгом рассказывал о мужестве, культурных и бытовых традициях его народов. Часто мечтал увидеть родное селение, родных и близких. Нет сомнения в том, что в его личном архиве хранится немало интересных для нас материалов, и они когда-нибудь станут нашим достоянием.

В заключение хотим подчеркнуть, что заслуги Мурад-бея перед народами мусульманского Востока, в том числе Дагестана, значительны. Его историческое, общественно-политическое и публицистическое наследие не потеряло значения до наших дней. В его работах и статьях содержится немало мыслей и идей, которые могут быть использованы и в наших условиях.