Гамсутль

Глазницами выбитых окон
На мир, обреченно и зло,
Взирает с горы одинокой
Забытое  Богом село.

Обвалены крыши,  но стены
Пока еще твердо стоят.
Недавно село опустело.
Быть может, лет тридцать назад.

Еще не угасла надежда;
Ждать, может, осталось чуток…
На ржавых петельках надежно
Висит проржавевший замок.

Опомнятся…  Может быть, снова
Вернутся потомки назад?
Лишаться отцовского крова
Обычаи гор не велят…

Но тщетны мечты. Не вернутся.
Потомки забыли давно.
Обычаи предков не чтутся —
Исчезнуть селу суждено.

Дома опустели. И звонкий
Смех детский не слышится в них.
Ночами поблизости тонкий
Лай слышен шакалов ночных.

В развалинах сырость и затхлость.
Знать, прошлое лишь мишура.
Здесь нет ни «сегодня», ни «завтра»,
Застыло  лишь только «вчера».

Пройдет еще время: немного,
С десяток лет, может, другой —
Село у  горы  одинокой
Сравняется  с грешной землей…

Но в полночь,  когда над  селеньем
На миг замирает луна,
В руинах заброшенных тени
Встают, просыпаясь от сна.

Папахи на брови надвинув,
В овчинных тулупах до пят
По улочкам, гулким и длинным,
На тайную встречу спешат.

Бредут они к цели безмолвно
Туда, где когда-то была
Площадка, заставлена ровно,
Камнями, там, в центре села.

Там был годекан. Собирались
День летний в тени скоротать.
Хранители гор, аксакалы
Любили дела обсуждать.

На камнях щербатых, затертых
Рассядутся, словно дозор.
Под мерное цоканье четок
Неспешный начнут разговор,

О том, что село изменилось:
Стада не пасутся в горах,
Запущены пашни и нивы,
Бурьян лишь растет на полях.

Жалеют о том, что их внуки
Забыли заветы отцов.
Не чтут они, знать, недосуг им,
Закон – уважать стариков.

Посетовав грустно, промолвят:
«Аллах пусть помилует их!».
Затем они станут безмолвно
Молиться за внуков своих.

…Скатилась луна с небосклона
За пики вершин снеговых,
И молятся так же безмолвно
За грешных потомков своих

Забытые тени в папахах,
В овчинных тулупах до пят;
Восставшие  чудом из праха
Забвенья села не хотят.

Фазил Дашлай