Сколько песен можно сложить о Дагестане? Бабаюртовский район

…Иногда человек любуется звездами, и кажется ему – нет прекраснее их. Но неожиданно на небесный простор плавно выплывает серебристая луна, и, восхищенный, он забывает о звездах и весь отдается созерцанию недосягаемого корабля. Так покидая один из районов Дагестана, бываешь твердо уверена, что именно это место, самое красивое. Именно здесь перед тобой открываются самые захватывающие дух панорамы Кавказских гор. Здесь самая вкусная вода горных родников и непревзойденные краски альпийских лугов. Такие добросердечные улыбки горцев и их гостеприимство не встретятся больше нигде. Аромат национальных блюд, преследуют тебя всю обратную дорогу. А приветствия и напутствия жителей, произнесенные в неограниченном количестве, идущие от широкой кавказской души, заслуживают увековечивания, как минимум в бронзе. Но…приезжаешь в другой район, населенный жителями других народностей Дагестана, и начинаешь заново восхищаться. Нет, образ предыдущего селения не померк, но новые впечатления накладываются, словно краски на холст, приближая картину к шедевру.

Дагестан, словно огромный ковер с неповторимым узором. Как известно, в ковре, как и в любом тканом полотне, есть основа и уток. В ковре Дагестана – прочная основа: добросердечие и гостеприимство, благородство и героическая борьба многих поколений за свободу, вера в аллаха и человека; любовь к родной земле детям и знаниям; народные предания и легенды, изумительное уважение к старшим и женщине, особенно к матери, толерантность… Нет, наверно, здесь уместнее будет другое определение. С детства варясь в Вавилоне этносов, наций и народностей, дагестанцы знают, что человек может быть другим, более того: что он всегда другой, но надо, надо сосуществовать, раз некуда друг от друга деться, что важнее всего – сосуществовать, что жизнь на этом стоит! И вот это самое умение понимать другого, как выяснилось в экстремальных условиях самых разных народностей, и есть – одно из лучших качеств дагестанцев. То, что на Западе называют безликим словом «толерантность». Да не толерантность это, а – вынужденное милосердие, просто-напросто смирение своего «я», – когда понимаешь, что ты не лучше другого, а он – не выше тебя…

Каждая нить основы главная, и без нее не может быть создано полное представление об этой республике Северного Кавказа. Что же вплетается в основу? Снежные вершины кавказских гор, стремительные горные реки и звонкие родники, разноцветье альпийских лугов, множество уникальных озер, реликтовые рощи, леса и райские сады, седой Каспий, источники целебных минеральных вод и неповторимые своей суровой красотой скалы, разнообразие бабочек над лугами и волнующий вид парящего над этой благословенной землей орла…

Пусть были жертвы… Великие жертвы! И слезы были пусть, отчаяние. Но неугасимая сила вечно живущего народа сумела преодолеть мрак, черный туман веков. И кажется, что налетит ветер, подхватит ушедшие дни, как опавшие листья осени, размечет их, а на смену им нагонит голубые глыбы скал, а с них будет виден широкий мир, перекрещенный, как мечами, ближними и дальними дорогами и тропами.

Время настойчиво движется в будущее, как караван. Красная обожженная черепица кровель высится над садами, отделенными от улиц. Лучи солнца, теряясь в листве, скупо освещают арыки. Здесь жизнь медлительна, как вода в арыках, там – скоротечна, как дым костра. Где-то далеко и совсем близко муэдзин решительно напоминает о дани аллаху, единому и всепрощающему. Все – как было вчера и как будет завтра…

Горы тянутся на горизонте ломаными линиями, небо наваливается на них, как бы синим плечом, и орел, распластав огромные крылья, парит над ногайской степью. «Не надо спешить, – говорят горцы, – ибо, по словам мудрецов, завтрашний день полон неожиданностей» Чем по сути разнятся страны? Не только ли тем, что в одной много гор, в другой моря, в третьей ни гор, ни воды – одно солнце и пески? Или в одной чересчур холодно, а в другой чересчур жарко? А может, лишь цветом кожи обитателей? Или характером их? Или же нравом животных? Одних кусают, а другие сами кусаются. Возможно, одеждой? зодчеством? наукой? верованиями? Одни отрицают то, что утверждают другие. Истина непостоянна! Но страсти людей постоянны. В одной стране любят войны, в другой – наживу. Зло, добро, коварство, честность, хитрость, нежность, разве не порождают хаос? И хаос этот одинаков в мире, где всего много, а многого слишком мало.

Районы Дагестана контрастно отличаются друг от друга: высокогорный Гуниб и степной Баба-юрт. Где-то одни камни, а в Бабаюртовском районе камень испокон веков был ценностью. Женщина, возвращаясь с кадушкой воды на спине, в руках несла камень для дома; друг, родственник, идя в гости, старался по дороге захватить камень в подарок; каждый, возвращаясь домой, норовил принести все тот же неизменный камень.

Боевые столетия выковали национальный характер. Три чувства формировали его – Доблесть, Любовь, Дружба. Казалось, вечная необходимость держать меч обнаженным должна была ожесточить нравы, но сердца и разум дагестанского народа, вместе с суровостью и непримиримостью к врагу, питали неиссякаемую любовь к другу. Ярким примером такой дружбы служит Бабаюртовский район. Половину населения района составляют кумыки и ногайцы, 20% – чеченцы, 15% – аварцы.

Неумолимо время, оно не останавливается ни ради радости, ни ради печали, и холодной поступью приближает час встречи и расставания; и чем ближе этот жестокий час, тем страстнее хочется остановить его. И здесь за узкими окнами, домика, приютившего нас, в очаге пылают сухие обрезки виноградных лоз, и мудрая старуха, вяжет внуку носки. Нитка из клубка тянется как время. Шевеля губами, она вспоминает рассказы прадедов, и вновь оживают дивные предания глубокой старины о славной битве дагестанцев с полчищами Надир-шаха и Тимурленга в дни давно, давно минувших бедствий. И зачарованно слушает ее внук, черноглазый мальчик, упрямо вскинув брови и сжав дедовский кинжал. Нет, это не сон! Он был там! Иначе откуда, почему у него шрам на лбу? Почему в зазубринах кинжал? Почему все время перед его глазами бьется о валуны красная пена? Конечно, когда и он состарится, он тоже станет рассказывать молодым о славных днях юности своих предков…

Так же как и века назад слышится: «Здорова ли семья? Умножается ли скот? Хороший ли урожай сулят виноградники? И веселит ли глаза засеянное поле?..» Страданья пронесутся, как вихрь над пустыней, – и снова жизнь, снова солнце, а с ним и радость! Может, судьба прокралась сюда?! Судьбу ни один страж не задержит! Она входит то в легком, словно облако, покрывале, неся в руках рог изобилия, изобилия удач и счастья, или входит в тяжелом, словно туча, плаще, неся сосуд с несчастьями. Судьба! Госпожа жизни! Ее любовь и ненависть одинаково страшны…» Депортация народов… Вечная боль выселенных и переселенных. Незаживающая рана. После депортации аккинцев в 1944 году в район были переселены аварцы с гор. До Великой Отечественной войны на территории района находилось несколько немецких колоний: Романовка, Харч № 1, Ней-Гофнунг, Туршунай, Дик, Эйгенгейм, Эбенфельд, Шпрингель, Шенфельд, Аграхан № 16, Каплан № 15, Мариенфельд, Ней-Терек, жители которых были выселены в Сибирь и Казахстан. А чтобы уничтожить даже память об этом трагическом дне, селения спешно переименовали. Так, вместо Романовки появился в Дагестане свой Люксембург. Правда, названный не в честь государства Люксембург, а в честь пламенной революционерки Розы. Дик превратился в Хасанай, Эйгенгейм в Татаюрт, Эбенфельд в Каплановку…

Четыре народа в Бабаюртовском районе, почти в равных долях. Но доля у каждого своя…

Ногайцев советская власть не особо замечала: небольшой народ, замкнуто живущий в своих нищих поселениях, разбросанных на огромной территории, без активной интеллигентской прослойки, способным привлечь внимание к своим проблемам, был никому не интересен, над ногайским народом власти продолжали проводить эксперименты. Ногайские аулы в Бабаюртовском районе до сих пор не газифицированы, нет дорог с твердым покрытием.

Как не вспомнить слова крупнейшего политика и реформатора России Петра Столыпина: «Народы иногда забывают о своих национальных задачах, – писал он, – но такие народы гибнут, они превращаются в удобрение, на котором вырастают другие более сильные народы». Его слова оказались пророческими в отношении к ногайцам. И сегодня от некогда многомиллионного народа остались жалкие остатки.

Результаты «дикой» приватизации сказались на судьбе ногайцев проживающих в селах Татаюрт, Тамаза-тюбе, Мужукай, Янгилбай, где во время сенокоса и уборки бахчевых культур образовываются стихийные «биржи труда» из числа безработной молодежи, которые нанимаются на любую работу, и согласны с любыми условиями «толстосумов-нанимателей» дешевой рабочей силы.

К проблемам бабаюртовских ногайцев прибавилась еще одна – это обезземеливание. Вокруг сел не осталось территории для домостроительства и выпаса личного скота. В целом по республике «ногайцы» составляют 1,6 % всего населения, представительство в руководящих кадрах составляет 0,4 %.

Бабаюртовский район резко отличается суровой природой от других районов Дагестана. Но здесь живут дагестанцы – а это особый народ, трудолюбивый, спокойно-рассудительный и любящий свою землю. И хочется пожелать им мирного неба и успешного решения всех проблем.