Балахани

Балаханы — старинный самобытный аварский аул на территории Койсубулинского вольного общества, основанный древними горцами еще до нашей эры. Ныне Балаханы является одним из больших селений Унцукульского района Республики Дагестан. Расположено оно на северной стороне горы Аракмеэр (Арактау), за отвесными скалами, возвышающимися на левом берегу реки Аварское Койсу.

Как и в других койсубулинских селах, в Балаханах тоже население издревле занималось земледелием, садоводством, животноводством и некоторыми ремеслами. Главной же гордостью балаханцев, пожалуй, является славная история героических предков. Самобытность, особая темпераментность, воинственный дух, мужественность всегда отличали жителей этого села.

О происхождении селения Балаханы и его названия сами балаханцы выдвигают разные предположения. Самоназвание села Балаханы на аварском языке звучит как «Балахьуни».

Образовано оно соединением двух аварских слов: «бал» — гребень горы и «хьунлъи» — защищенное место. Обозначает же название села не что иное, как точное его топографическое месторасположение. Значит, в переводе с аварского языка на русский язык, Балаханы — село «в защищенном месте за гребнем горы».

Есть среди прочих и предположение о том, что селение основано пришельцами из Джаро-Белоканского общества. Ученый-историк, известный дагестанский профессор Р. М. Магомедов пишет, что название села Балаханы происходит от аварского словосочетания «балагьун вихье», что дословно означает фразу «взгляни и увидишь». Балаханцев считают переселившимися около I000 лет тому назад из Закаталы, Белокана людьми. Один тухум из них считают мегебцами.

Согласно другому предположению, название койсубулинского селения Балаханы трансформировалось от тамошнего, закавказского «Белокань». Эти версии внешне изящны и, на первый взгляд, правдоподобны. Более глубокий же анализ фактов и установление истинности данных предположений должно стать предметом отдельного исследования. Такая цель в данной работе не ставится, но несколько мыслей, кажется, будут интересными для дальнейшей работы над этим вопросом.

Во-первых, в речи аварцев употреблялись названия типа: «ЧIар», «ЧIарахъ», «ЦIор», «Белекан», «Белекани», «Гъолода», обозначающие эту область и звучащие по-русски: «Джар», «Цор», «Белокань», «Голода». «Ясални берцинал доб Белеканир», т.е. «Девушки-то красивы в том Белокане», — звучит в одной из народных аварских песен. Не правда ли, «Белеканир» очень созвучно с названием селения на аварском языке «Балахьуни»? Лингвистическая связь здесь, кажется, все-таки прослеживается.

Во-вторых, в своей работе «О прошлом Аварии» Багадур Малачиханов пишет: «Целый ряд аулов по течению Аварского Койсу: Араканы, Ирганы, Балахуны, Зирани выявляют иранское свое происхождение». По крайней мере, в отношении селения Балаханы эта версия может показаться верным, хотя бы потому, что за Каспийским морем на пути из Ирана в Среднюю Азию существуют так называемые Балаханские горы.
Факт пребывания и остановки в Балаханах войск Тамерлана, известный историкам, и продолжительное монголо-татарское влияние в Дагестане дают еще одно основание для версий, базирующихся на азиатские языки и корни. Например, слово «Балех» в переводе с монгольского языка означает «город». Но доводы Малачиханова неубедительны. Его и другие, ей подобные и ориентированные на азиатские платформы версии, выглядят далекими от истины.

В-третьих, из истории хорошо известно, что переселения на новые места обитания происходили и в обратном направлении, т. е. из малоземельных и перенаселенных аварских, лезгинских и других местностей в благоприятные для хозяйствования, богатые и свободные сопредельные земли, которые ныне входят в состав Азербайджана и Грузии. Значит, с учетом желанных природных условий Цора, вопрос можно поставить и наоборот: Может, переселенцы из Койсубулы основали там Белокань?

О допустимости и естественной правомерности постановки вопроса и в такой интерпретации говорят, например, следующие исторические факты. Во времена правления царицы Тамары Грузия была сильной, единой и нераздельной страной, властвовавшей над всем Закавказьем. Нашествия монголов и войск Тамерлана истерзали, ослабили и раздробили ее. Грузия распалась на части, в ряду которых Кахетия стала самостоятельным царством. А за высокой грядой подоблачных вершин находился Дагестан. «Суровый климат, скудные произведения земли, голод и холод заставили лезгин (дагестанцев ? И. М-Н.) перешагнуть порог своей бедной родины. Рассказывают, что первое селение, поставленное ими на одном из уступов южного склона Кавказского хребта, было Сарубаш», — пишет русский военный историк В. А. Потто. Набеги сарубашцев вызвали гнев грузин, которые пошли на них с огромными силами.

Все, что находилось в селении живого, было ими перерезано. Мечеть, в которой стариками совершалась вечерняя молитва, была превращена в кладбище шахидов.

Весть об ужасном побоище подняла на ноги все дагестанские горные племена, и грузины в свою очередь испытали ужасное мщение. С этих пор начинается вековая борьба: горцы стремятся в Кахетию, кахетинцы мужественно отстаивают родину. Это была война не политическая, не религиозная, это самая ужасная из всех войн — война за существование. Как раз в это самое время бедствия Грузии достигают своего апогея — Шах-Аббас вторгается в Кахетию и опустошает ее из конца в конец. Для дагестанских горцев наступает решительная минута: они пользуются смятением Грузии, спускаются с гор и занимают Джарскую область. Страна, залитая кровью, покрывается трупами, остатками разрушенных храмов, выжженными садами и пажитями. Кто мог, тот бежал и искал спасения за Алазанью; оставшиеся принуждены были принять мусульманство. Та, лучшая и плодороднейшая часть Кахетии, Джарская область, была на целые века отторгнута от Грузии.

Омусульманившаяся область скоро перестала напоминать собой что-либо христианское и окончательно укрепилась за Дагестаном. «Завладев большей частью Кахетии, лезгины (горцы — И. М.-Н.) разбились на отдельные общества, но позаботились оградить свою независимость общим оборонительным и наступательным союзом. Так образовалось три союза: к первому, самому влиятельному и сильному принадлежали Джары, Катехи и Белоканы, ко второму — Джанихи, Талы и Мухахи; третий гез образовывало Елисуйское султанство.

Селение Сарубаш, основанное в XVII веке, считается цахурским. Известный дагестанский ученый, историк-востоковед Т. М. Айтберов в основательной монографии «Закавказские аварцы», через всю книгу, на основе широкого привлечения многих источников доказывает, что Джаро-Белоканская область была заселена дагестанскими горцами, говорившими на аварском языке, намного раньше времени основания Сарубаша. Ученый называет их «закавказскими аварцами», вместо встречающегося в русских и закавказских источниках «лезгин».

Закатальское селение Голода основано, например, аварцами — пришельцами из Дагестана в пределах XIV-XV веков. Джаро-Белоканские земли аварцами с древнейших времен традиционно использовались в качестве кутанов. Эти и другие выводы Т. М. Айтберова доказывают правомочность постановки вопроса о дагестанском происхождении азербайджанского Белокана.

В-четвертых, в окрестностях селения Гимры на вершине горы Щугиб имеется местность под названием «Белекан». Кстати, археологические раскопки в этой местности обнаружили древние могильники, которые свидетельствуют о том, что там находилось древнее поселение. Естественно, может возникнуть вопрос о связи этих чисто койсубулинских названий «Белекан» и «Балахьуни» и внутрикойсубулинской миграции населения. В пользу такой версии вопроса говорит и предание, которое приводит в своей книге «Царские и шамилевские крепости в Дагестане» известный дагестанский краевед Булач Имадутдинович Гаджиев.
Он пишет: «Происхождение названия аварского села Балахани местные знатоки прошлого объясняют следующим образом. К северу от аула протянут хребет, в свое время покрытый густыми лесами. В одном из его ущелий имелся мощный родник, куда на водопой наведывались дикие звери.

Рядом на холме жил охотник, покинувший родное место Белоконь из-за какого-то недоразуменья. Место это приглянулось и другим людям. Так возник населенный пункт, который в честь родины первопоселенца стали называть Белоконь. Со временем это слово трансформировалось и стало звучать, как Балахани». Подобие названий «Белоконь» и «Белекан» нетрудно, наверное, увидеть и читателю, далекому от премудростей лингвистики. Интересно и то, что гимринская местность Белекан находится также за гребнем горной вершины.

В-пятых, ключ к разгадке смысла и происхождения названия селения Балаханы находится именно в дагестанских языках. На страницах газеты «Молодежь Дагестана» в 2006 году велась полемика между дагестанским лингвистом Казбеком Шигабудиновичем Микаиловым и учителем Балаханской средней школы Исой Абдурахмановичем Магомедовым как раз по вопросу об этимологии слова «Балахуни». В цикле статьей было высказано несколько интересных версий по данному вопросу. Не будем здесь их повторять, а ограничимся лишь напоминанием о том, что интересующийся этим вопросом читатель может обратиться к материалам газеты.

Для нас же важно, что главным итогом полемики стало фактическое признание обоими авторами той же версии этимологии слова «Балахьуни», которого придерживались и мы. «Для большинства койсубулинцев Балахуни – «село, расположенное за гребнем хребта» (т.е. «баладе нахъе хьвараб»), — пишет Иса Магомедов из Балаханы. Ученый Казбек Микаилов соглашается с ним: «Ваша версия «село, расположенное в укрытом, защищенном месте за гребнем хребта») точно отражает топографическую характеристику вашего села. Эта версия более верна.

Из всего вышесказанного можно сделать два бесспорных вывода: 1). Словосочетание «Балахьуни» означает поселение «в защищенном месте за гребнем горы» и показывает топографическую характеристику местонахождения этого койсубулинского селения. 2). Версия об основании села пришельцами из Джаро-Белокана не выглядит убедительной и требует дополнительного уточнения.

По нашему мнению, селение основано, скорее всего, пришельцем из койсубулинской местности Белекан. Если наши доводы не показались читателям и специалистам убедительными и доказательными, вопрос об основании селения Балаханы пока оставляем открытым. Пусть наша версия будет научной гипотезой для дальнейших исследований.

Независимо от ответов на вопросы об этимологии названия селения и его основании, история Балаханы все же очень тесно связана с Цором, т.е. землями Грузии и Азербайджана на границе с Дагестаном. Во взаимоотношениях с этими странами балаханцы на протяжении веков занимали одно из ведущих мест среди горцев.

Койсубулинское вольное общество всегда играло важную роль в общественно-политической жизни горного края, своими воинскими силами не уступало крупным феодальным владениям Кавказа. Дружины койсубулинцев временами нарушали спокойствие, создавали угрозу безопасности, иногда даже враждовали с разными ханствами и обществами. Особо воинственными были джамааты селений Унцукуль, Балаханы и Харачи. Очень часто в этих селениях формировались воинские группировки для решения тех или иных задач, отряды лихих джигитов из этих джамаатов отправлялись в набеги за пределы Дагестана. В главном койсубулинском селе Унцукуль была создана постоянная дружина из 100 добровольцев, всегда готовых к выступлению. Подобная дружина была и в с. Балахуни.

Койсубулинцы, в основном через эти селения, в любой момент могли беспокоить и ближайших своих соседей, даже сильнейшее из феодальных обществ Дагестана — Аварское ханство.

Созданные дружины, в случае необходимости, использовались в совместных походах и действиях, выступали на выручку того или иного джамаата.

Дагестанский историк Б. Г. Алиев приводит предание о том, как балаханцы помогли унцукульцам противостоять хунзахским ханам. В одно время каждое хозяйство унцукульцев должно было платить хану по 4 мерки зерна и винограда. Помимо этого хан стал требовать ореховую золу, применяемую для стирки. Притязания его все росли: он стал требовать от унцукульцев полного подчинения. Унцукульцам надоело терпеть произвол хана. Они договорились с балаханцами пригласить хана с его людьми, напоить и уничтожить его вместе с нукерами. Хан послал своих нукеров, а сам не явился. Попойка была организована в густом лесу в местности Щугиб. Убедившись, что гости пьяны, унцукульцы и балаханцы всех их перебили. Спасся только один мальчик. Потеряв многих преданных нукеров, хан оставил Унцукуль в покое.

Как одна из версий основания соседнего с Балаханы селения Моксох, существует такое народное предание. Во времена своего правления в Аварии Умма-хан поставил задачу обезопасить Аварию от койсубулинцев, удержать горцев от несогласованных с Хунзахом набегов на Грузию и другие сопредельные земли, контролировать действия горских воинских отрядов и их предводителей. С этой целью он рассылал своих доверенных лиц и лазутчиков для выведывания информации. Прибывший в Балаханы представитель хана был там убит. Тогда ханом было решено основать новый населенный пункт на пути в Хунзах из селений Балаханы, Харачи и Унцукуль, а заодно, и всей Койсубулы. Так образовалось небольшое поселение Моксох. Для его основания и выполнения контроля над указанными селами была направлена группа поданных ханского двора, главой их был назначен очень красноречивый и хитроумный бек Нурали из Цалкита.

Необходимость защищать границы ханства от воинственных отрядов койсубулинцев возникала не только во времена Умма-хана. О происхождении рода Доного, известный дагестанский краевед, ученый Хаджи Мурад Доного пишет: «По хунзахским преданиям, во времена «великой смуты» (XVIIв.) при правлении Догру нуцала, предки Доного переселились из Хунзаха в Гоцо для несения пограничной службы, где и остались навсегда. Вместе с Доного еще несколько хунзахских семей были также задействованы в охране ханства: например, семейство Гулдач переселилось в Моксох, Хаджияв — в Тадколо и др.».
Две версии переселения посланцев ханов Аварии в приграничные с койсубулинским селением Балаханы аулы не совпадают только в мелочах, но в главном они едины — факте защиты границ от койсубулинцев. Косвенно подтверждает эти предания и известный историк Х.-М. О. Хашаев, который приводит данные о том, что в начале ХIХ века в Моксохе было 17 привилегированных хозяйств, которые получали подати от 11 хозяйств вольноотпущенников. Так или иначе, правителям Аварии тогда удалось наладить приемлемые взаимоотношения с известными койсубулинскими предводителями и владетелями сопредельных территорий.

Балаханы издревле славится храбрыми, удалыми, отважными, мужественными воинами. Большую известность в народе имели балаханские воеводы и предводители — руководители набегов на сопредельные с Дагестаном территории. Из уст в уста передавались народные песни о предводителях Чунчалаве, Чунчал Мусе, Мусал Адалаве, Большом Нурмухаммаде, Юсупил Мухаммаде, Ходжол Исе и других балаханцах.
«У кого оружие — сталь и конь борз, пусть идет в дружину Чунчалава, а у кого они слабы, пусть отправится на луга», — говорится, например, в одной из народных песен. «Мусал Адалав родом из аула Балаханы (Койсубулинское общество), был одним из известных своими походами предводителей, человеком большой храбрости и отваги, чем заслужил популярность среди горцев», — пишет исследователь народных песен аварцев, известный дагестанский фольклорист А. А. Ахлаков.

Высокими эпитетами восхвалялись в устах народа и другие балаханские предводители и герои. На балаханском и других горских годеканах о них постоянно рассказывали легенды и истории. В глазах земляков они выглядели борцами за справедливость и независимость от феодальных правителей, поборниками за веру, лихими испытателями счастья и удачи, защитниками интересов свободных горцев, народными героями.

Современные исследователи оценивают предводителей набегов и сами набеги горцев на сопредельные территории с разных точек зрения. Грабеж и разбой ради лишь наживы получили резко отрицательную оценку не только у исследователей истории. Сам горский народ никогда не оправдывал такие набеги и примеров тому известно немало. Тем не менее, надо признать факт существования такой категории набегов и их немалой доли. Вместе с тем, надо признать также и существование значительно большего количества набегов, которые проводились в интересах народа, для решения сложных этико-нравственных, социальных, политических, экономических, территориальных и иных проблем.

Говоря о набегах, военный историк, генерал царской армии В. А. Потто видит в них, кроме прочего, и средство оттачивания воинского мастерства. Он пишет: «Дагестанцы, наоборот, если вели войну, то имели всегда положительные и верные цели; набеги же, о которых сказано выше, служили только забавой и военной школой для молодежи, оселком, на котором пробовалась храбрость каждого из них, но они никогда не приобретали серьезного значения. Народ поднимался только тогда, когда предстояла нужда завоеваний и особенно, когда ему угрожало вражеское нашествие».

Что же касается предводителей, особенно наиболее популярных в народе, то они, бесспорно, оказывались людьми талантливыми, мужественными и авторитетными, имевшими большой опыт организаторской, руководящей, полководческой деятельности. Как правило, они бывали лидерами своих сельских джамаатов, союзов джамаатов нескольких селений или целых вольных обществ. Их деятельность не ограничивалась одними только набегами. Они играли огромную роль в повседневной жизни этих джамаатов, союзов и обществ. Многие из них, в том числе и легендарные балаханские предводители, известны и как борцы за социальную справедливость, чистоту нравственных устоев и соблюдение адатов в горском обществе, защитники религии и территориальной целостности региона от всяких посягательств, противники феодального ига и экономического притеснения со стороны ханов и прочих правителей.

К горцам того времени царские военнослужащие и историки крепко прилепили ярлыки: «дикие», «необузданные» и другие им подобные эпитеты. Дети первозданной природы – жители дагестанских гор и долин отличались свободолюбием, своеобразием и своенравием, а также умением защищать свои интересы, вольностью и независимостью. Они не привыкли склонять головы перед грозными завоевателями. Горские народы и народности имели свою действенную правовую систему, обособленную культуру и традиции, эффективную систему воспитания.

Одним из важнейших институтов воспитания в Дагестане издревле служил годекан.  «Место, где в свободное от работы время собирались мужчины, называлось годеканом. Годекан в понятии горцев — своего рода клуб, трибуна, своеобразная школа дискуссий на открытом воздухе. Годекан делился на две части: на одной стороне собирались старшие, т.е. женатые, семейные, а на другой — молодежь. Здесь обсуждались новости, и житейские дела села, заключались сделки, молодежь прислушивалась к рассказам стариков о далеком времени, схватках с внешним врагом и подвигах отважных людей. Нередко взрослые устраивали у годекана детские игры, учили борьбе и бросанию камня. Бывало, что на годекане оставались на ночлег. Спали на камнях, укрывшись шубами».

Годеканская «школа нравственности» имела огромное, неоценимое значение для воспитания подрастающей молодежи в горских аулах. Слово, произнесенное на годекане, обладало неописуемой силой. Оно порою бывало сильнее любого оружия. Раны, нанесенные оружием, рано или поздно заживали, но слова сказанные на годекане пронзали на века. Даже смерть была бессильна перед общественным мнением, сформированным на горском годекане. И позор, и слава, и героизм оставались бессмертными, передавались из поколений в поколения.

Вряд ли мировая история знала более мощных институтов общественного мнения, чем горский годекан в Дагестане.

Таким образом, годекан, прежде всего, являлся трибуной всестороннего совершенствования подрастающего поколения. Он был местом, где, начиная с малых лет, ковалась общественная характеристика каждого горца. Он достойно выдержал испытание временем.

Исключением не был и балаханский годекан. В отличие от многих горных селений Дагестана, в Балаханы годекан сохранил свою колоритность и самобытность вплоть до конца ХХ века. Не последнюю роль в этом сыграло, наверное, и то, что до последнего времени в селении не работали средства связи, не было коммуникаций и не вещало телевидение.

Рассказы стариков, легенды и предания, героико-патриотическая поэзия народа, «восходя к отдаленнейшим временам, служат единственным средством для передачи славных имен предков в назидание подрастающим поколениям». Надо полагать, что самой эффективной составляющей «нравственной школы» балаханского годекана было воспитание в молодежи мужества, героизма и патриотизма. Горский годекан служил кузницей героев. Профессор С. М. Хайбуллаев очень точно подметил: «Достаточно прочитать цикл аварских народных песен, посвященных предводителям набегов: о хромом Ражбадине, о Мусал Адалаве, о Гази Ашильтинском, чтобы понять, каким виделся народу идеал героя». Одним из ярчайших народных героев, прошедших эту школу был сподвижник трех имамов, активный участник освободительной войны горских народов Кавказа за свою свободу и независимость в первой половине ХIХ века, шамилевский наиб Муса Балаханский.

«Имамат объединял более 3000 населенных пунктов (селений, аулов), более 90% из них активно участвовали в военных сражениях и походах», — пишет бывший председатель Правления Международного фонда имама Шамиля Ю. У. Дадаев, а среди особо отличившихся в боевых действиях селений называет и Балаханы. Главная заслуга в этом принадлежит сподвижнику всех трех имамов, наибу, члену Диван-ханы государства имама Шамиля Мусе Балаханскому.

Ибрагимов М.-Н. А. Из книги «Муса Балаханский»