Последние из могикан?

У их земного рая солоноватый вкус, а ветер и солнце – в их услужении. Об этом можно судить по частым морщинам на их загорелых лицах. Самой молодой женщине с лихвой за семьдесят. В остальном это какой-то отдельный мир.

В местечке, где Андийское Койсу спешит спрятаться за гору с неизвестным названием, редкие, до безумия преданные своему делу женщины добывают… Ни за что не догадаетесь! Нет, не золото. Соль! С высоты птичьего полета окрестная поверхность напоминает картинки с Марса. По мере приближения к островку восприятие масштабов меняется.

Наблюдать за происходящим можно и по ту стороны реки, мне же охота пожить неведомой для себя жизнью. Весь день я узнавала: ради чего от рассвета до заката бабушки проводят на соляных копях? Волнующий вышел репортаж.

До места «происшествия» полчаса пешком, то в гору карабкаемся, то вниз ползем по козьим тропам. Оступиться – как минимум остаться без ноги, дорога связана с большим риском для жизни. Во всяком случае для меня. Слышу, где-то неподалеку серные источники. Мой путеводитель, он же глава села Кванхидатли Ботлихского района Израил Сайгидинов, отвлекает ностальгическими рассказами. Он еще застал времена, когда соль ценилась на вес золота. Перевозили ее на ослах в соседнюю Чечню. Там обменивали на все, что предложат: брали керосин, пшеницу, одежду, домашнюю утварь…

Гостям добытчицы удивились. А вот я новым знакомым обрадовалась, как будто обрела потерянных родственников. Забыв обо всех своих дорожных страданиях, тут же засучив рукава взялась за дело. Надо успеть, пока не сядет солнце.

Поразительно: из-под могучей горы тянется к Андийскому Койсу тонкий соленый ручеек. Когда и откуда он сюда прорвался, никто не знает. Склоняюсь к мысли, что со дня сотворения мира. Возможно, и позже. Поговаривают, что много веков назад находку открыли дикие козы. Технология добычи отработана веками и нисколько не изменилась за несколько столетий. Впрочем, когда в руки попадает лопата, становится не до разговоров.

Исманат Рамазанова говорит так же твердо, как идет с двумя полными ведрами воды:

– Надо сначала песок набрать. Расстели. Та-а-а-к. Теперь размазывай руками. Не так, мягче, будто крем на торт мажешь, – поучает она на аварском языке. (А я никак не вспомню, когда это в последний раз пекла торт). И это только первый шаг.

На подмогу с водой идет Патимат Джаватханова. Обильно обливая песок, что-то приговаривает, должно быть, тайное заклинание или благодарность Всевышнему за чудо-землю. Пока кашица жарится в лучах небесного светила, умелица Исманат из деревянных ванночек, напоминающих домашний фильтр, тыквенным черпаком набирает воду, прошедшую недельную фильтрацию. Кап-кап, кап-кап. Так по капле собирается раствор. Пробую на вкус: концентрат такой, что обжигает рот. Подсохший ил снова поливают водой, чтобы усилить соленость. После дегустации засыпают в ванну и вновь обогащают тем же концентратом.

Из раза в раз, день за днем, год за годом одно и то же. Рутинный труд. Как пчелки кружатся от цветка к цветку, так Исманат и Патимат – над своим царством. Там-тут мелкие «хижины» – солеварни. Температура в разы круче, чем в русской бане. Человек со слабым сердцем отсюда прямиком отправится на больничную койку.

Рассол кипятят в специальных котлах. За пару минут вываривают из него соль и дают высохнуть на солнце. Местные жители уверяют, что кванхидатлинская соль гораздо полезнее и вкуснее обычной. А мясо, высушенное с ее помощью, обретает особый вкус и не дает ему обгореть.

А еще в таких соляных лужах с удовольствием купается летом местная ребятня. Жители убеждают, что достаточно поваляться в них пару раз, чтобы на несколько лет застраховать себя от простудных и сердечных заболеваний.

– Это лечебная соль, что угодно лечит. Раны тоже лечит, и даже больной зуб как новый становится. Посмотри, я хоть и в годах, но здоровая женщина, – говорит Патимат Джаватханова. – Знаешь, с семи лет соль делаю. 1942 года рождения я. Эти ямы еще моя бабушка Нурбика выкопала. Столетние они. В колхозе я тоже работала. Руки посмотри – они не знают, что такое крем. Рабочие.

– Молодые не хотят этим заниматься?

– Не-е-е-е-т! Вот как ты, они точно. Придут, посмотрят и уйдут. Модный народ, модный. Хорошо хоть сын Магомед помогает. Бревна мне тащит. Соль дома продаю, никуда уже не хожу. На улице табличку повесила «Соль». Приходят, покупают. Даже из Махачкалы приезжают ко мне. Много ли продаю? За целый месяц две кастрюли набираем.

Они последние из могикан. Съели вместе не один пуд соли. Подобных им еще трое. А когда-то здесь жизнь кипела жарче, чем в солеварных котлах. 500 «хижин» стояли впритык.

Объясняю, что можно дать новый импульс уходящему промыслу, получить господдержку, возможно, и грант. Женщины смотрят на меня, переглядываются, в общем не поняли мы друг друга. Они никогда не получали какой-либо помощи от властей в работе. Что тут говорить – махнули рукой и пошли дальше работать.

Их рай вкусно пахнет надеждой, пусть и соленой. Верят они, что вековое дело предков не впадет в кому и кто-то неравнодушный да помоложе продолжит традиционное ремесло. А пока свинцом нависает угроза, что останутся здесь лишь предания и случайные следы «промышленной» утвари. И счастье будет, если в учебниках о культуре и традициях Дагестана об этом появится хотя бы пара абзацев…