Платье из сундука

Национальное платье Айшат Чупанова из Акушинского района хранит в бабушкином сундуке – таком же старинном, как и сам наряд. Впрочем, и то, и другое – семейный раритет, доставшийся от прапрабабушки прабабушке и так далее. Платье ныне редко видит белый свет, если только по особому случаю. Мой журналистский интерес, как видно, посчитали важным, потому реликвию достали.

Старинное платье одевали на меня две женщины. Туникообразного покроя рубаха – хIава, пояс сплошь в редких монетах, каких-то удивительных сережках, цепочках и прочей невиданной красоте. Словом, пир для глаз. Шелковый кIаз (платок) тоже повязывали вдвоем в два оборота. Еще полагаются штанишки и вязаные сапожки.

В зеркале в итоге я и не я. Так бы я выглядела в веке XIX, и обращались бы ко мне почтенно Малика-бажи. Я же Малика из рода Курбановых, раскулаченного прапрадеда. И в моем сундуке нет такого платья, и сундука тоже нет. Потому слушаю и запоминаю.

— Ой, не знаю даже, сколько ему точно лет. Но о-о-о-очень старое. Вот, смотри, монета 1757 года. А эти пояса, где еще такие увидишь? Подлинные. Со временем мода менялась. Ничего удивительного, и сейчас это происходит, а наряжаться женщины любили всегда. Одно дело, когда ты дома за кастрюлями, а другое – за калиткой. Там уже конкуренция. Со временем под рубахой стали носить духIна хIава – в качестве нижнего белья, а платье, надеваемое сверху, стали называть акъувиль хIава – верхнее платье. Другим видом платья было лабада, валжагъ, которое, как правило, шилось на подкладке. Для зимнего лабада подкладка шилась из шерсти (бала) или ваты (бамба), — рассказывает Айшат Багомаевна. — Вышивки на этом платье нет, но вышивали даргинки во все времена — и когда мужчины защищали аул, и когда рождался ребенок, и когда кто-то в тухуме умирал. На каждый случай были заготовки расшитой материи. Например, на кусок разрисованной ткани клали вещи умершего, причем вышивка лежала «лицом» к его вещам. Считалось, что это оберег. У кого-то вышивка получалась красиво, у кого-то – не очень. Эти женщины не были художниками, но традиции требовали вышивки.

В селении Муги и по сей день богатое приданое невесте собирают с колыбели. То же и с «висюльками» на платье. Тут искусство отходит на второй план, уступая место ритуальной стороне. Каждая его обладательница обязана оставить на нем что-то от себя будущему потомку – на счастье, на здоровье. Пришивая изделие, читаются молитвы. Для своей Хису — младшей дочери — Айшат Багомаевна украсила платье парой серебряных приколок, закрепила их десятком молитв.

– Во многих семьях нашего селения есть подобные наряды. Кто хорошо разбирается, сможет прочесть, какому роду оно принадлежит, кто его обладательница, — рассказывает она. — Многое может сказать и чухто. Богатые украшали его серебряными монетами, ювелирными изделиями, встречались даже фигурки животных, жемчуг. В Дахадаевском районе головные уборы украшались в основном серебром. У нас и у левашинок акцент делался именно на покрывало. У гапшиминок могли быть разные головные уборы, в зависимости от материального состояния.

— А что с калымом? Сохранился ли этот обычай? Простой семье и сегодня не судьба выдать дочь замуж за богатея?

— Нет, почему же, возможно. В первую очередь ведь смотрят на родословную, изучают, не было ли в ней пятен. Небогатой семье, конечно, тяжело, всем же хочется быть «на уровне». Слава Аллаху, обычай «двадцати подушек» потихоньку уходит в прошлое. Это когда в приданое клали не менее двадцати подушек, кучу одеял и матрацев. Есть еще такой обычай: семья невесты каждой женщине со стороны жениха, кто пришел с подарками, должна дарить платок. И не абы какой, а только из натуральных тканей. В идеале из натурального шелка. Представляешь, во сколько это может обойтись? — говорит Айшат Багомаевна, перебирая монетки на платье.

Я тем временем почему-то уверена, что у наряда есть какая-то тайна. Ну не может быть так, чтобы просто пришивали серебро и передавали по наследству. Должно же быть что-то, от чего бы кровь закипала или стыла.

— Да вроде нет ничего особенного. Просто старинное платье. Хранит в доме баракат. А может быть… Я подумала: в нашем роду всегда рождаются мальчики… Нет, ерунда. Глупость.

— Вот в чем его сила!- радуюсь я.

— Скажешь тоже! Слушай дальше, диля (моя девочка). Есть одно село даргинское. Я лично не помню, чтобы между нашими людьми и тамошними жителями заключались браки. Никогда такого не было на моей памяти. У них даже запрещено заносить домой нерелигиозные книги, не то чтобы «чужую» невесту приводить, так еще и одетую по-светски, хоть и в платке. У нас же считается позором женить парня, не построив ему дом, не дав образование, — продолжает Айшат Чупанова рассказ о местных обычаях. – Бывает, похищают невест. Из новых обрядов назову, что наши не перечат смешанным бракам.

А еще она рассказала историю о своей вечной любви. Ей предшествовали такие события:

– Когда была студенткой, меня засватали. Отец мой, вернувшись с фронта, прожил недолго, скончался до моей свадьбы. После чего семья жениха забеспокоилась о приданом, мол, что я принесу без главы семейства. Этого мне хватило, чтобы расторгнуть помолвку. И к счастью!

— А разве это не возбранялось? Всё же свои горские устои, традиции, а тут неоперившееся создание, так еще и девушка, показывает свой нрав, идет наперекор адатам. Как так? – удивляюсь я.

— Очень просто. Против своей воли никогда ничего не делала и детям своим не мешаю. Не прояви тогда я характер, так и не узнала бы, каково это – любить. Я встретила Шахбана. Точнее, он меня. Пришел, засватал. Мы жили, без преувеличения, душа в душу. Вырастили троих детей. Четвертый год, как страшная трагедия разлучила меня с ним. И ровно столько я не вынимала это платье из сундука. Память о нем всегда со мной. Пока живу, помню и люблю…