Последний поход Надир-шаха

В начале 30-х годов XVIII столетия власть в Персии захватил полководец Тахмас-кули-хан, позднее объявивший себя Надир-шахом. В 1733 году Надир-шах нанес крупное поражение турецким войскам под Багдадом и заключил мирный договор с Турцией, согласно которому последняя должна была уступить Персии все ранее принадлежавшие ей территории.

Но властвовавший в Ширване Сурхай-хан Казикумухский, к тому времени двухбунчужный турецкий паша и полновластный правитель благодатного Ширвана, получив такой приказ, категорически отказался сдать Шемаху Персии. Он убил посланника, написав Надир-шаху гневное: «…и по какому праву вмешиваетесь в то, что принадлежит мне?». Отказ его сдать Шемаху вызвал в 1734—1741 годах походы Надир-шаха на Дагестан.

В конце лета 1734 года Надир-шах с огромной армией направился на Ширван для наказания дерзкого и непокорного Сурхай-хана. Надир-шах буквально следовал по пятам за отступающим от Шемахи Сурхай-ханом. Как писал генерал-аншеф В. Я. Левашов (в то время управляющий областями, присоединенными от Персии при Петре I), «от великой пушечной стрельбы Сурхай устоять не мог и с войски своим ретировался». Сурхай ушел в горы, а персидские войска, преследуя его, подступили к Кумуху. После решающего сражения Левашов запишет: «…Сурхай принужден далее бежать, и Тахмас-хан в упомянутый городок вступил…», а Сурхай-хан «прибыл в аварское владение, остановился в деревне Джук и тамо умножает войско свое с намерением еще Тахмас-хану учинить сильное противление». По «Хронике войн Джара» (XVIII век) известно, что далее из Чоха Сурхай направился в Ругуджу, Телетль и затем, так и не найдя ни в одном ауле поддержки («…дагестанцы не оказали ему помощи»,— констатирует хроника), остановился с остатками своего войска на Гунибе. Между тем Надир-шах «…по истечении недели, по случаю приближающейся зимы и не надеясь скоро покончить с Сурхаем, скрывшимся в Аварии» выступил из Кумуха и двинулся обратно на юг.

Второй поход Надир-шаха, который последовал в следующем, 1735 году, окажется для Сурхай-хана таким же тяжелым. На подступах к Кумуху после упорнейшей схватки горцы были вынуждены отступить с большими потерями. А к шаху Надиру на другой день прибыла депутация из Казикумуха «с повинною головою, извещая его, что Сурхай удалился в Аварию». Ни в первый, ни во второй раз, несмотря на то, что Сурхай-хан с остатками отряда находился совсем рядом, Надир-шах не преследует его и не вторгается в пределы аварских обществ. Свой третий поход в горы Дагестана Надир-шах предпримет весной 1741 года. На первый взгляд может создаться впечатление, что персидский шах предпринимал свои дагестанские разрушительные походы только по той причине, что Сурхай-хан наотрез отказался передать ему Шемаху с округой. Однако, учитывая, что Надир-шах вынашивал планы завоевания Северного Кавказа и подчинение Дагестана входило не только в его политические амбиции, но и в реальные захватнические планы, неизбежность и историческая значимость Андалальского сражения становится очевидна.

В 1741 году Надир со 100-тысячной армией вторгается в Дагестан.

На ультимативное требование Надир-шаха явиться к нему в Дербент с покорностью, дабы — со слов персидского историографа Мухаммеда Казима — «удостоиться целования порога Надира», Сурхай-хан Казикумухский и уцмий Кайтага Ахмед-хан ответили отказом, решив до последнего «бороться и биться». Завоеватели двинулись в горы Дагестана двумя колоннами. Одна из них во главе с Лютф Али-ханом и Гайдар-беком из Дербента через Кайтаг и шамхальство Тарковское двинулись в Дженгутай — столицу Мехтулинского ханства. Основные силы персов под командованием самого шаха Надира — уже по известному пути из Кабалы через Шахдаг, Могу-дере в направлении Казикумуха.

Наступление Лютф Али-хана в середине июня было остановлено под Дженгутаем. Мехтулинский владетель Ахмед-хан, выдержавший первый натиск врага, в связи с тем, что тарковский шамхал Хасбулат «сообщился с неприятелем», оказался в трудном положении. Сурхай-хан предпринимает попытку заручиться поддержкой Турции, но тщетно. Оказавшись без поддержки в этот трудный момент, горцы стали готовиться к тяжелой и продолжительной борьбе с завоевателями. Спешные оборонительные меры предпринимали Сурхай-хан Казикумухский, уцмий Кайтага Ахмед-хан, акушинские, кубачинские и цудахарские старшины.

Готовясь к обороне и защите, Сурхай-хан, как пишет современник, посылает «людей во все города и села Дагестана, вплоть до округов… аваров, чтобы прибыли они со своим войском». Между Сурхай-ханом и чохским джамаатом издавна был заключен политический союз, закрепленный в договоре, известном как «Соглашение чохцев с Сурхаем Казикумухским». По этому соглашению «жители города Чох» обязались быть «рядом с Сурхаем и его сыновьями подобно тому, как их предки были рядом с его предками…». Возможно, именно тогда было написано известное письмо Сурхай-хана Казикумухского, в котором он обращается к «…своим дорогим братьям, самым лучшим друзьям, чохским ученым, хаджиям и молодежи» с призывом: «…выходите все воевать с каджарами. Сегодняшний день — это тот день, когда каждый мусульманин свято обязан идти на войну с проклятыми людьми». Подобные письма были отправлены ко всем андалальским джамаатам, к другим аварским союзам сельских общин, к Акушинскому обществу, хунзахскому хану.

14 августа 1741 года Надир-шах захватил Кумух. Понеся большие потери в сражении и потеряв надежду на успех, 12 августа 1741 года Сурхай вместе с казикумухскими старшинами явился в шахский лагерь с изъявлением покорности. Находившийся в персидском лагере российский дипломат И. П. Калушкин в тот же день отправил об этом следующую депешу: «Сурхай, видя свое изнеможение против шаха стоять, запотребно признал знатными старшинами шаху покорность принесть». Дети же Чулак Сурхая, Мухаммад и Муртазали, которым «…их честь и достоинство не позволили согласиться с капитуляцией, убежали тогда в Хунзах к Мухаммаднуцалу и Мухаммадмирзе — хунзахским ханам, просить у них помощи. Названные ханы оказали детям Сурхая — Мухаммаду и Муртазали — большое уважение», — свидетельствовал в своей хронике Хайдарбек Геничутлинский.

Надир-шах по занятии Кумуха расположился здесь лагерем и в течение месяца практически ничего не предпринимал против аварских обществ. Отсюда он был вынужден отправить часть войск на помощь своему вассалу шамхалу Хасбулату, осажденному в Тарках восставшими против персов кумыками. Другую часть войск Надир отправил в Кубачи, где в течение трех недель уцмий Ахмед-хан удерживал натиск 24-тысячного корпуса под командованием Лютф Али-хана. В том же Кумухе Надир-шах потребует от уже подвластных ему Сурхай-хана, шамхала Хасбулата, уцмия Ахмед-хана и акушинского кадия Хаджи-Аюба в течение 10 дней доставить в его лагерь отряд хорошо вооруженных всадников в 1000 человек, а для нужд своего войска по одной тысяче быков и по три тысячи баранов. Сурхай-хан явится в шахский лагерь с требуемым провиантом и отрядом в 400 человек, поскольку «он более того числа дать власти не имеет, понеже всего деревни, имея с аварским ханом сообщения, учинились ослушны, а о своих сыновьях, где они скрывались, и знать не может», — сообщал Калушкин.

12 сентября 1741 года Надир-шах выступил в поход на Аварию. И с первых же шагов столкнулся с упорным сопротивлением. Вторжение в Аварию происходило с двух сторон — со стороны Кумуха во главе с самим Надир-шахом и со стороны Аймакинского ущелья во главе с Лютф Али-ханом и Гайдар-беком. Первое крупное сражение между горцами и шахскими войсками произошло в Аймакинском ущелье, здесь почти полностью был разбит 20-тысячный отряд персов. Такой же участи подвергся 10-тысячный отряд Гайдар-бека, от которого после разгрома осталось 600 воинов, с которыми он бежал. Весь обоз отряда, 19 пушек, много боеприпасов оказались в руках горцев. Решающее же сражение произойдет в Андалале.

К обществу Андалал войска Надир-шаха подступили к концу сентября 1741 года. Сам Надир-шах расположился лагерем на Турчидагском плато, недалеко от скального обрыва над аулом Мегеб. Место это и поныне известно как «холм, на котором остановился Надир-шах».

Андалал к тому времени представлял собой один из сильных союзов вольных обществ Дагестана. Его территориальные пределы составляли близлежащие сельские общины Чоха, Согратля, Шангода, Обоха, Мегеба, Кудали, Кегера, Салта, Хиндаха, Ругуджи, Хоточа. Конфедерация обладала единым выборным правительством из представителей входящих в него джамаатов, общим кодексом законов, известным как «Свод решений, обязательных для жителей Андалалского округа». И первыми пунктами в нем были отмечены важность защиты общества (Отечества) от чужого посягательства: с человека, не принявшего участие в тревоге, взыскивался штраф в размере быка, если же селение не принимало участия в тревоге, то с жителей его взыскивался большой штраф. В «Своде» была предусмотрена забота о семьях погибших или покалеченных на войне, их полное обеспечение общество брало на себя.

Известно, что Надир-шах предпринимал попытки склонить Аварию к нейтралитету или к союзу против России, но не имел успеха.

Андалальцы войны не хотели, равно как не хотели и любой формы зависимости от кого бы то ни было. Известно письмо гидатлинского ученого-богослова Ибрагима-Гаджи из аула Урада, адресованное Надир-шаху, исполненное желанием предотвратить кровопролитие: «…Мы просим Вас, именем Аллаха… Возвращайтесь к своим местам. Мы клянемся Аллаху, что не хотим воевать с Вами и особенно с людьми шамхала (приказа о наступлении на горцев ожидал со своим войском стоявший неподалеку, на Аймакинской горе, тарковский шамхал Хасбулат. — П. Т.), с которыми у нас была дружба, еще как у наших отцов и прадедов… Вы не проливаете крови, и мы не являемся вашими райятами. К вам и другим мы не платили и не будем платить ничего… Просим уходить от нас, возвращайтесь обратно…». В своем письме к шаху гидатлинский богослов с удивлением вопрошает: «…Вы сполна отомстили Сурхаю. Забрали все его имущество, разорили его села, истребили его людей. Какие же претензии у вас к остальным джамаатам Дагестана?».

Были в округе и другие, более воинственные настроения. Отчетливо их выразил ее в своей знаменитой фетве ученый-богослов Салман из аула Кудали: «…Эти люди, толпа Надир-шаха… люди с плохими завоевательскими намерениями, с ними нельзя установить мир, с ними нельзя мириться. Надо браться за оружие и перебить всех кизилбашцев…».

Решение, принятое на Совете старейшин Андалала, вызвало гнев шаха. По преданию, Надир-шах велел казнить троих человек, прибывших к нему на Турчидаг с предложением от имени общества не вступать в их пределы. Таким образом, решить отношения дипломатическим путем не удалось, и всем стало ясно, что вооруженное сопротивление неминуемо.

Представители джамаатов Андалала вновь собрались на Совет. На нем, как это будет видно по дальнейшим действиям андалальцев, будет выработана основная тактика вооруженного сопротивления каджарам: нападать небольшими маневренными отрядами, заставать врасплох, устраивать засады, лишать конницу врага маневренности, действовать по обстоятельствам и, самое главное, не ввязываться в большое, генеральное сражение. По источникам, у иранцев было более 50 тыс. опытных, хорошо обученных воинов, андалалцы же могли выставить от силы около 5 тыс. ополченцев.

По преданию, первым боевым действием андалальцев было ночное нападение на отряд, охранявший табун лошадей. Наутро, как сообщает автор «Хроники войн Джара» (XVIII век), командующий войск Надир-шаха Кани-хан «…со своим афганским отрядом с чохских гор выступил на близлежащие селения Мегеб и Обох. Оба села Кани-хан сжег». Однако людей в этих селениях персы не обнаружили. На обратном пути в свой лагерь, в узком ущелье чуть выше Обоха их поджидала засада. Каджары даже не смогли применить свое оружие — на них сверху летели камни. Отряд был уничтожен. Одновременно такие бои шли на землях чохцев, обохцев, мегебцев, согратлинцев, шитлибцев, палисминцев. По существу это была партизанская война, беспрерывная, рассчитанная на изматывание врага. И погода сопутствовала замыслу горцев: шел холодный дождь, дороги раскисли, горы и ущелья окутаны туманом. Так продолжалось несколько дней.

И все же андалальцы, которые умело и сполна использовали тактику партизанского боя, понимают, что численный перевес каджар не может не сыграть свою решающую роль. Пока еще у андалальцев были силы держаться, гонцы с письмами направляются в общества нагорного Дагестана с призывом прийти на помощь. Горцы вольных обществ, свободные уздены, свою свободу и независимость ставили превыше всего и считали, что их надо сохранить, даже ценой жизни многих. Именно этим следует объяснить тот дух горцев, сражавшихся в Андалале, единство и готовность всех ополченцев прийти на помощь друг другу и их общую, одну на всех, победу над врагом.

Вопрос о руководстве сражением в Андалале вызывает интерес практически всех исследователей. События этой тяжелой борьбы и знаменательной победы отражены во многих рассказах, преданиях и легендах, воспеты в песнях, записаны современниками, описаны историками. Анализ имеющегося материала показывает, что единого, общего руководства, так сказать, «генерального штаба», у горцев в этой операции не было. И сложиться оно не могло, поскольку в каждом селе создавались свои отряды ополченцев, которые определяли своего «цевехана» — начальника ополчения и действовали исходя из конкретных обстоятельств. Ясно одно — при тех ярко выраженных антиханских, антифеодальных настроениях, доминировавших в аварских вольных обществах и закрепленных в нескольких пунктах законодательного «Свода решений», андалальцы не могли допустить к руководству собственным обществом (и соответственно ополчением) ни хана Мехтулинского Ахмед-хана, ни отважного Муртазали, сына плененного Казикумухского Сурхай-хана.

В тяжелых боях прошли четыре дня и ночи. На пятый день шах решил послать три крупных отряда в трех направлениях: к Обоху и Мегебу, Чоху, Согратлю, которые представляли собой важные стратегические позиции и мешали продвижению иранских войск вперед. Один из таких отрядов дагестанские ополченцы поджидали с засадой неподалеку от Чоха, в ущелье Хариб. Практически никому из каджар не удалось выбраться отсюда живым. Другой крупный отряд был разбит на пахотных полях селения Мегеб.. Из письменного источника известно, что «…на полях мегебских развернулись сильнейшие бои между пешими отрядами персов и андалалского войска, каралалского и хунзахского… В тот день и на мегебских землях, и в окрестностях Чоха в местности Гоцноб войска каджар были так сильно потрепаны, что бежали».

Третий отряд, самый большой, который шел в сторону Согратля, попал в засаду в местности Хициб, неподалеку от селения Обох. Здесь развернулось одно из жесточайших сражений, где пал практически весь иранский отряд. Надо заметить, что ни сам Хициб, ни тем более прилегавшая к нему местность не позволяли персам применять кавалерию или многотысячное пешее войско: рельеф поневоле разбивал сражающихся на небольшие группы, лишив тем самым противника преимущества маневра крупными силами. В этот же день, когда шли бои на южном склоне горы Турчидаг, с севера на шахский лагерь, находившийся на самом плато, напали объединенные отряды цудахарцев, лакцев, акушинцев, кубачинцев. В развернувшихся сражениях было проявлено невиданное мужество, совершено множество героических поступков, горцы добровольно шли на смерть ради большой цели. Победа или смерть — другой альтернативы горцы, принимавшие участие в Андалальском сражении, не рассматривали.

В очередной реляции от 28 сентября 1741 года И. Калушкин, воочию наблюдавший Андалальское сражение, сообщал, что «… Его величество (Надир-шах), видя это, со злости плакал». Надир-шах, рискуя потерять все войско и самому попасть в плен, начал поспешное отступление назад, в сторону Кумуха. Среди самых известных трофеев горцев оказались шахское знамя, его золотое седло, казна и шахская корона. По мнению Калушкина, общие потери иранских войск за время похода в Аварию составили до 40 тысяч человек.

Это была очень важная победа в жизни всех народов Дагестана.

Отступив в Дербент, Надир-шах не оставляет попыток привлечь на свою сторону владетелей и старшин Дагестана. С этой целью, как сообщает И. Калушкин, шах посылает Сурхай-хана с 40 тысячами рублей для раздачи «горским старшинам» с тем, чтобы «пристойною дачею тех денег к стороне его величества привлекал и равномерно еще и в военную персидскую службу постоянных людей набрать…». Но эти меры не дали желаемых результатов. Сурхай-хан был вынужден вернуться в шахский лагерь, не сумев уговорить горцев сложить оружие. Российский дипломат В. Братищев, состоявший при дворе шаха, сообщал, что Сурхай-хан, будучи в Лакии, уговаривал сына сложить оружие и подчиниться власти шаха, но Муртазали, выхватив кинжал, «… наотрез ответствовал, что никогда шаху послушание принести в мысли своей не имеет».

Надир-шах продолжает уговаривать горцев прекратить борьбу с ним, обещая им различные привилегии. В ответ на одно из таких предложений уцмий Ахмед-хан Кайтагский прислал письмо в «осмеятельных тонах». Но, каким бы вызывающим оно ни показалось дипломату Братищеву, вряд ли оно превзошло по дерзости письмо хунзахского нуцала Магомед-хана, который писал Надир-шаху: «Ты упрекаешь меня в том, что я не явился к тебе на поклон. Я воздержался от этого потому, что ожидал твоего прибытия к себе, чтобы принять и проводить по нашему горскому обычаю. Я слышал, что между тобою и нашими пастухами произошла «драка» (намек на Андалальское сражение. — П.Т.). Уверяю тебя, что наши добрые воины не участвовали в этом, и я не мог бы допустить этого, ибо драться с пастушьим сыном (намек на незнатное происхождение шаха. — П.Т.) подобает лишь пастухам. …Я советую тебе — иди скорее назад в Иран и больше не приходи к нам, а то мы тебя пошлем в пекло, чтобы ты мог найти там своего брата (имеется в виду убитый горцами в 1737 году в Джарах Ибрагим-хан, брат шаха Надира. — П.Т.)…».

В 1743 году Надир-шах отказался от продолжения военных действий в Дагестане и с жалкими остатками своей разгромленной армии отступил в Муганскую степь. И уже никогда и нигде не одерживал побед, а его империя быстро распалась после того, как он был убит в 1747 году.

Патимат Тахнаева