Цмур
Поделиться
08 Сен 2010 г.
Как тут не вспомнить свое, маленького советского школьника, сохранившееся впечатление о нем. С портрета смотрит красивый юноша, уже своей молодостью выделяющийся среди пожилых и серьезных с бородами, каких в учебнике было большинство. И биография его запоминалась легко: короткая, правильная, ясная, словно освещенная солнцем. Поэт с задором, с неутомимостью певчей птицы воспевавший новую жизнь – таков он, хрестоматийно отглянцованный. Вышла, правда, незадача, заболел и умер, но никакого трагизма, всего лишь случайность, мог ведь и не заболеть…
Теперь-то понимаешь, что конец его был в духе впремени, трагического и созидательного, с тайнами, не разгаданными до сих пор. По-своему конец был логичным. Два десятилетия спустя один из того поколения, очень талантливый, прежде чем пустить себе пулю в сердце, написал же в своем последнем письме: «Лучшие кадры литературы… физически истреблены или погибли благодаря преступному попустительству власть имущих; лучшие люди литературы умерли в преждевременном возрасте…»
Ничего не нахожу лучшего, кроме как привести еще два отрывка. Камиль Султанов, критик и литературовед, ровесник Алибега Фаттахова, много лет спустя в своих воспоминаниях писал о «чудесном майском вечере 1931 года», когда молодые писатели собрались в редакции газеты на собрание: «Вот под большим окном, выходящим на улицу Пушкина, где пышно расцвели акации, сидят двое и увлеченно беседуют. Один из них, в сером костюме, плечистый, краснощекий, с пышной шевелюрой, то и дело кивает головой по сторонам, здороваясь с вошедшими товарищами. Наиболее талантливый лезгинский поэт Алибег Фаттахов уже известен не только лезгинам, но и представителям других литератур. Его собеседник в белой рубашке, с довольно правильными чертами лица, видно расположенный к полноте, никого не замечает, увлеченный беседой… Все обращаются к нему запросто, по его литературному псевдониму Аткай».
Наталья Капиева в книге «Жизнь, прожитая набело»: «Тогда многое в жизни Дагестана было первым. Первыми были художники — Джемал и Х. Мусаев. Первым — композитор Готфрид Гасанов. Первым — скульптор Аскар Сарыджа… И Капиев, и его молодые друзья: писатели Аткай, Абдул-Вагаб Сулейманов, Алибег Фаттахов — были первыми писателями-профессионалами.
Так кто же он, один из тех, кто пришел первым «внезапно и властно», открывая «неизведанные до того возможности»?
Алибег Фаттахов родился в 1910 году в селе Цмур Кюринского округа в семье рабочего-обходчика. Учился в школе в родном селе, затем в Касумкенте, окружном центре. Одиннадцатилетним начал работать деловодом участка окружного ревкома, потом в милиции: потребность в грамотных людях стояла остро, а мальчишка был смышленым и имел красивый каллиграфический почерк. В 13 лет он оказался в Баку, куда путь был проторен, в числе многих других земляков, его отцом. В 14 лет вступил в Союз печатников, в 16 — стал членом комсомола. Учился в ФЗУ на шестимесячных курсах политграмоты. Продолжал учебу на рабфаке, но не окончил. В 15 лет начал трудиться на нефтепромыслах, где остался на два года и восемь месяцев.
Юного Алибега характеризует дошедшее до нас его письмо к отцу: «Ты хочешь, чтобы я приехал работать в сельском кооперативе. Я вынужден ответить тебе отказом. Моя учеба, мои труды не имеют отношения к кооперации, у меня другая цель. Бухгалтером я мог бы стать и так, нет надобности учиться этому…»
После таких «университетов», в какой-то мере владея русским и тюркским языками, в 1927 году Алибег Фаттахов вернулся в родное село. Его определили на интересную должность руководителя-пропагандиста школы-передвижки комсомольской ячейки села Курхюр. Его направили для укрепления комсомольской ячейки и ведения там занятий в самое крупное в округе село Ашага-Стал. Потом окружной комитет партии предложил направить «образцового комсомольца-пропагандиста» и в другие села. Потом его опять направили на открывшиеся в Буйнакске краткосрочные курсы по подготовке партийно-комсомольских работников для села. Однако по возвращении после курсов Алибег Фаттахов пропагандистом проработал только месяц.
Шел 1928 год, отмеченный знаменательным событием: в июле начала выходить первая газета на лезгинском языке «Новый мир», где Алибег Фаттахов начал как селькор, но очень скоро стал ответственным секретарем. Через два года редактор газеты Г. Гаджибеков в характеристике, данной Алибегу Фаттахову, отметил, что он является «ценным работником редакции, основательно владеющим обязанностями ответственного секретаря». И учеба продолжилась: он окончил курсы редакционных работников.
В 1931 году по каким-то соображениям Дагобкома национальную газету перевели в село Ахты, а Алибег Фаттахов, начиная с этого года, стал редактором лезгинской секции Даггиза. В последние годы в большом объеме выполнял и переводческую работу, составлял учебники и различные пособия.
Весной 1935 года, освобожденный от должности, Алибег Фаттахов согласился стать ответственным секретарем газеты «Рыбачий фронт», выходящей в Дербенте (наверное, это был листок, издаваемый в сезон путины). Неожиданно, 21 апреля, его не стало…
По выражению самого поэта, семь лет он служил бойцом литературного фронта. При жизни вышли шесть его книг. (Еще одна большая поэма «Гюл-Пери» должна была выйти в 1934 году, но, непонятно почему, не вышла, текст ее утерян, остался лишь подстрочник на русском языке, сделанный самим поэтом.) Помимо стихотворений он автор восьми поэм, романа в стихах «Разорванные цепи». Да, так было: только формировалась письменность, начала выходить национальная газета, среди всего прочего он работал над составлением таких пособий, как «Книга чтения для малограмотных», «Книга работы над лезгинским языком» и издал на родном языке роман в стихах…
Кандидат филологических наук З. Бирембеков не поленился посчитать, что из-под пера Алибега Фаттахова вышли 15 тысяч поэтических строк. А была еще проза — первые рассказы и повесть на лезгинском языке. (Принимая во внимание своеобразие его поэзии, предположил бы: живи он дольше и продолжай творить — совсем ушел бы в прозу.) По высказыванию того же З. Биримбекова, в общей сложности Алибег Фаттахов перевел на лезгинский язык до ста печатных листов текстов, в том числе произведения А. Пушкина, М. Лермонтова, Н. Некрасова, А. Чехова и многих других. Вот у кого он по-настоящему учился, ненасытно, тут же используя перенятое в своей практике, после учебных заведений и курсов, где новая власть ковала себе идеологические кадры по ускоренным программам.
Следует отметить работу Алибега Фаттахова и как фольклориста-собирателя: немало сказок, впервые записанные им, традиционно входят во все переиздания фольклорных сборников и в школьные хрестоматии.
Такими они были, поэты революции. Они были ярко талантливы. Идеи, которым они служили — прекрасны. Они изначально были, по определению историка литературы профессора Г. Белой, «скрещены с революционной психологией, ее системой ценностей». А революционная культура «уже оформилась в основных своих чертах и имела свой идеологический и художественный кодекс».
Писателям было предписано переводить «факты и идеи», поставляемые партией, например, ее XV съездом, и с политического языка партийных директив на художественный язык образов.
Но талант плохо уживается с политизацией, тенденциозным мировоззрением. Как и у других, у А. Фаттахова ярче всего талант разгорается тогда, когда он отходит от схемы, не подменяет литературу идеологией. Однако идеология требовала слишком большую дань, и поэт платил, не скупясь…
В 1931 году Алибег Фаттахов завершил работу над своей первой поэмой «Ударник Гасан», переведенную на русский язык Б. Тургановым, в 1934 году ее опубликовали в краевой газете «Северокавказский большевик», перепечатали в журнале «Молодая гвардия». Накануне первого съезда писателей Дагестана о поэме заговорила вся пресса республики, как о талантливом, «наиболее значимом произведении» дагестанской литературы. Откликнулся Г. Гаджибеков: «… Этот юноша, не по годам мудрый, создал очень зрелое произведение. Несомненно, что оно претендует быть в первых рядах дагестанской классической литературы… Основной лейтмотив поэмы — это победа горского парня над самим собой. Он победил свою неграмотность и стал одним из передовых рабочих…»
Э. Капиев, известный своей требовательностью, тут не поскупился: «… Произведение А. Фаттахова насыщено многокрасочной палитрой истинно дагестанской действительности. Очень существенно и многоступенчато показана духовная связь города и деревни… Первостепенным достижением поэмы стало единение сохи и заводского станка. И связующим звеном здесь выступает ударник Гасан…»
В 1934 году, внешне таком успешном для поэта, вышел его роман в стихах «Разорванные цепи», последняя книга, увиденная автором при жизни. Жанр произведения еще определяют как «историко-революционный роман», он охватывает период от предреволюционного десятилетия до начала коллективизации. В описаниях дореволюционной жизни и советской действительности, классовом подходе, в принципах подбора и противопоставления героев Алибег Фаттахов остается револю-ционным поэтом. Однако, в отличие от поэмы «Ударник Гасан», официальное отношение к роману «Разорванные цепи» оказалось иным, камнем преткновения послужило описание процесса коллективизации.
Как пишет профессор Р. Кельбеханов, Алибег Фаттахов не был противником колхозов, но «отвергал силовые методы переустройства общественного уклада. Поэт поднял проб-лему коллективизации с той стороны, которая еще не была известна в литературе». Подобно повести А. Платонова «Котлован», роман «Разорванные цепи» Алибега Фаттахова тоже оказался под запретом. «Причина ясна: в нем коллективизация изображалась совсем не так, как хотелось верхам…» Вторично отдельной книгой роман увидел свет уже в новое время, в 1990 году.
Пожалуй, лучшее, что написано о творчестве Алибега Фаттахова, это превосходный по силе анализа очерк Ф. Вагабовой, вошедший в двухтомник «История дагестанской советской литературы» (1967 год). «Поэт освоил для родной литературы творческий почерк подлинных художников слова». Творческий путь Алибега Фаттахова, оборванный в самом начале, отмечает Ф. Вагабова, носит «столь свойственный его эпохе поисковый характер». «Это был поиск смелый и дерзновенный — поиск, достойный большого таланта».
И окончательный вывод, к которому приходит исследователь: «Творчество Алибега Фаттахова открывает новую главу в истории дагестанской литературы. Оно знаменует собой начало интенсивного освоения новых для горских литератур художественных структур».
Фаттахов получил широкую известность и официальное признание. В январе 1935 года, за три месяца до его гибели, «Дагестанская правда» в очередной раз отмечает: «… несомненно, что Фаттахов является поэтом очень одаренным. Но не менее талантлив он и в переводческой деятельности…» В то же время над головой поэта сгущались тучи, и он это чувствовал.
Журналист Д. Алиев в своих публикациях приводит любопытные детали. Так, друг Алибега Фаттахова кумыкский литератор Камиль Султанов как-то сказал поэту, что им интересуются чекисты. В ответ тот грустно обронил: «Знаю все. В могилу хотят, наверное, свести. Не успокоятся, пока не добьются своего». Г. Гаджибеков в одном письме к писателю З. Эфендиеву обмолвился: «… сердце обливается кровью, глядя на то, как усердно затравливают талантливого поэта…». По словам лакского поэта старшего поколения Юсупа Хаппалаева, на поэму «Ударник Гасан» оригинальнее всех отреагировал нарком внутренних дел республики Ломоносов. По его личному распоряжению в доме поэта произведен обыск. Повод? Главный чекист Дагестана в герое поэмы, ударнике труда, заподозрил… шпиона. (Самого Ломоносова в тридцать седьмом расстреляли как агента английской разведки.)
Чем был вызван пристальный интерес НКВД к поэту? Может быть и тем, что его отца Абдул Фатаха записали в кулаки. Абдул Фатах, оставшись в детстве сиротой, проявил характер, рано начал трудиться, работал на нефтепромыслах в Баку и, что называется, вышел в люди. Обзавелся большим семейством, считался крепким хозяином, держал в селе бакалейную лавку. Его, по одним сведениям, выслали из села, по другим, вызывающим больше доверия, несколько месяцев продержали в тюрьме в Буйнакске, потом отпустили. Зато конфисковали и просто растащили все его имущество. Алибег не отрекся от отца-кулака, навещал его, что не ускользнуло от внимания бдительных чекистов.
Как можно полагать, поэт не отличался благодушным характером, был резок в поступках, откровенен в высказываниях, не умел ладить с начальством. Мог, например, на улице громко ругать людей из ЧК за то, что они неусыпно следили за ним. Переоценил ли свою неуязвимость на фоне пришедшей известности и верной службы власти, не разглядев ее, этой власти, истинного лица?..
Мало достоверных воспоминаний, из которых мы видели бы Алибега Фаттахова в повседневной жизни. Вот почему не могу не привести рассказ о случае, записанном Д. Алиевым у старейшего табасаранского поэта Муталиба Митарова.
«К моему старшему брату Багаудину, известному поэту, погибшему в Великой Отечественной войне, — рассказывает он, — часто приходили поэты, они бурно обсуждали литературные новости и вновь опубликованные стихи. Меня, четырнадцатилетнего подростка, брат отправлял с большим чайником за пивом и в таких случаях все соседи знали, что у нас гости.
Как-то к нам пришел Эфенди Капиев, и меня отправили в пивной ларек. На улице мне встретился Алибег Фаттахов, известный всем как большой озорник. Он спросил, куда я иду, весело сказал: «Пойдем вместе», — и, хитро улыбаясь, предложил устроить сюрприз: вместо пива налить в чайник водки. Поколебавшись, я согласился. Пришли к нему домой, но у него водки не оказалось. Пошли к соседу — безрезультатно, к какому-то его родственнику — тоже, обошли знакомых, все тщетно. Алибег, погрустнев, сказал: «Раз такое дело, хоть пива купим». Но мы опоздали: наступил вечер, и все пивные ларьки были уже закрыты. Алибек постоял в задумчивости, потом радостно воскликнул: «Как я мог забыть! У моего дяди ведь есть хорошее вино, крепкое!»
Наконец мы пришли, брат с гостем были недовольны моим запозданием, но Алибег, улыбаясь, взял вину на себя, объявил, что в чайнике вино и сказал: «Давайте выпьем, потом я расскажу вам одну интересную историю». Вино действительно оказалось крепким, брат с Эфенди быстро захмелели, а Алибег оставался трезвым. Я, уставший за день, ушел спать.
Утром, зайдя в кухню, мне предстала картина: брат Багаудин спал на кушетке, Эфенди на диване, Алибег же сидел за столом, как мне показалось, совершено трезвый. На столе еще оставались неубранные чайник и три стакана. «Как вы тут?», — спросил я. Алибег окинул меня равнодушным взглядом и ответил: «Жду, пока не проснутся друзья-писатели. Должен же я рассказать им интересную историю».
Мы, маленькие советские школьники, живущие в счастливой стране, читали в учебниках, что Алибег Фаттахов скончался от тифа, когда выехал на рыбные промыслы, чтобы соб-рать материал для задуманной новой поэмы. Но были другие, взрослые и серьезные, которые если и не знали все, то догадывались и предполагали иное. В очерке Ф. Вагабовой, вошедшем в куда уж более официозное издание, прорвалось запоминающееся: «Пресса даже не оповещала о гибели поэта, имя которого на протяжении ряда лет не сходило со страниц дагестанской периодики». Уже в новое время профессор Р. Кельбеханов в своей монографии, увидевшей свет в 1995 году, привел начавшее превалировать в общественном сознании мнение, что Алибег Фаттахов был «убит при загадочных обстоятельствах».
В 2000 году, когда отмечали 90-летие поэта, профессор Д. Ахмедов в республиканской «Лезгинской газете» опубликовал со своими комментариями выдержки из дневника своего отца Назира Ахмедова, писателя, друга Алибега Фаттахова. В записях, относящихся к шестидесятым годам, Назир Ахмедов вспоминает следующее. На первом съезде дорожников-ударников Дагес-тана, в художественной части Алибег Фаттахов должен был прочесть по программе свою поэму «Ударник дорог» (наверное, имеется в виду отрывок из поэмы). Но ведущий художественной части Татам Мурадов не предоставил ему слова (по одной версии потому, что поэт пришел выпивший). Рассерженный Алибег Фаттахов самовольно вышел на сцену и прочитал (что он делал мастерски) поэму, после чего у него произошло бурное объяснение с ведущим. Поэт бросил ему в лицо: «Ты не имеешь совести, иди, пожалуйся своему господину Шовкринскому». (Юсуп Шовкринский, культпроп Даг-обкома», заведовал отделом пропаганды, «в сфере культуры представлял собой всю партийную организацию Дагестана». Арестован в тридцать седьмом, его жизнь оборвалась в Коми АССР в 1943 году, в 40-летнем возрасте). Прибавилось и семейное: Алибег Фаттахов рассорился с женой, та тоже написала жалобу в отдел печати обкома. Решение не замедлило последовать: поэта исключили из Союза писателей, уволили с работы.
Несколько месяцев Алибег оставался без работы, пока Э. Эфендиев, его односельчанин, впоследствии видный лезгинский писатель, не предложил ему место ответственного секретаря в редактируемой им газете «Рыбачий фронт». Поэт, вынужденный принять предложение, оказался в Дербенте, где «заболел тифом».
Как далее пишет Назир Ахмедов в своем дневнике, он узнал, что Алибег Фаттахов лежит в центральной больнице Махачкалы. Пошел навестить, но в палату его не впустили, а через два или три дня поэт скончался. Назир Ахмедов подготовил некролог со своей, Г. Гаджибекова и другими подписями, но в обкоме запретили его печатать.
Похоронили поэта на мусульманском кладбище без всякой торжественности, без выступлений, только выразили соболезнование его отцу.
Абдул Фатах, внучатый племянник Алибега Фаттахова, один из крупнейших современных лезгинских поэтов, приводит такое семейное предание: «Алибег с женой приехали в родное село. Незадолго до этого у них умер младенец, первенец, что омрачало их настроение. Но в родительском доме они хорошо отдохнули, были довольны, вели себя беспечно. Через три дня после их отъезда из Махачкалы сообщили, что Алибег, которого дома видели совершенно здоровым, в тяжелом состоянии. Пока отец с дочерью, старшей из детей, поспешно собрались в дорогу, пришла весть о его смерти. Отец успел к похоронам сына, вернулся потрясенный и через короткое время, тяжело заболев, тоже умер…»
Теперь никто не помнит могилу Алибега Фаттахова.
Поделиться
08 Сен 2010 г.
Комментарии к статье