Поделиться
23 Янв 2019 г.
Ни водопровода, ни электричества – Рафидин Гасанов предпочел уединение в горах городскому комфорту. Вернувшись в брошенную односельчанами деревню, он решил остаться здесь.
«Дети учат уроки при свечах, трансформатор там внизу то ли сгорел, то ли отрубили на всякий случай. Так и сидим без электричества», – сетует Рафидин. Его дом – одинокое уцелевшее строение среди руин некогда многолюдной деревни в живописных горах Ртульского района.
Вокруг только умиротворяющие пейзажи и жилище одного соседа в нескольких минутах ходьбы. Чабан Алик обосновался здесь недавно. Он – пришлый, в отличие от Рафидина Гасанова, который родился и вырос в Лакуне.
«Отсюда все переселились в нижние села, это было примерно в 1975 году. Обманули, что ли. Говорили, что лучше типа, а оказалось еще хуже». Так хозяин вспоминает времена, когда жителей с гор активно переселяли на равнину, стараясь тем самым укрупнить колхозы и совхозы.
Рафидин рассказывает, что переехала и его семья. «Землю взяли там. Но отцу не понравилось, и вернулись. После этого все хотели уехать, вот сегодня-завтра. А так и остались».
Некогда многолюдный, сегодня Лакун – практически призрак. «Когда я был ребенком, здесь было где-то 20 хозяйств. Колхоз имени Тельмана был здесь – кто это такой, я не знаю, немец, по-моему», – рассеянно добавляет он.
В старом доме, которому, по словам Рафидина, лет 150, он живет с женой, двумя сыновьями и старшим братом, который недавно овдовел. «Здесь везде жили люди, – показывает Рафидин на развалины. – Вот там, где трактор стоит, – это была мечеть. Кто уезжал, продавал строение, и хлютские (жители ближайшего села Хлют. – Прим. ред.) забрали себе камни на строительство моста через Самур».
Дом Гасановых разрастался, как видно, по мере увеличения семьи. Некоторые комнаты раньше были отдельными строениями, позже их объединили. Где-то пол до сих пор земляной, где-то – уже деревянный, но везде устлан коврами ручной работы. Это наследство матери Рафидина, покойной «свекрухи», как ее по-доброму называет жена хозяина – Дарина.
«Дом построил наш дед, в те времена еще. Мать хотела другой. Говорила: что вы за люди такие, как здесь можно жить? Как ему было удобно, так и строил. А традиции бывают, когда человек состоятельный, тогда уже традиции начинает соблюдать».
На стенах теперь вместо глины поклеены обои, и это, судя по всему, предмет гордости хозяина. Он сетует: хорошо бы еще рамы деревянные заменить на пластиковые, но пока не получается. На вопрос о том, неужели пластик лучше дерева, он удивленно пожимает плечами – конечно, лучше.
Рафидин показывает дом, Дарина накрывает на стол. Здесь, конечно, рады гостям, угощают вкусным чаем с чабрецом и домашним вареньем из черники, облепихи, винограда, да и любых ягод, растущих в округе. Дарина значительно младше своего мужа: ему почти 50, а ей – 30. Она подчеркивает, что ахтынка – то есть из другого, по здешним меркам неближнего села Ахты. У них двое сыновей – Гаджи и Малик, десять и шесть лет.
В кухне топится буржуйка, которую Рафидин с братом сами сварили несколько лет назад. На ней же и готовится вся еда.
Пока идет разговор, Дарина постоянно чем-то занята: варит варенье, готовит индюка, угодившего в суп за то, что щипал детей. Прибирается в кухне и идет в кладовку, где отрезает от большой головки кусок домашнего белого сыра.
Фотографироваться категорически не хочет, а на любые вопросы относительно быта и жизни отвечает сначала вопросом: кажется, она каждый раз удивляется расспросам о том, из чего она варит варенье и как готовит домашний сыр. И все же хозяйка с удовольствием показывает свой погреб, в котором запасы на всю зиму: картошка, маринады, компоты, варенье, сыр, топленое масло.
«Молоко пропускается через сепаратор, отделяется – и сметана. А потом из сметаны делаем масло и перетапливаем масло на печке в доме. Его с медом очень даже вкусно на завтрак. Так я все делаю – кушать-мушать, только вот с тестом не очень получается», – рассказывает хозяйка.
Постепенно Дарина перестает стесняться фотокамеры и в разговоре тихо, почти шепотом признается, что у семьи есть квартира в Дербенте, но Рафидин там жить не хочет.
Основной доход Гасановым приносит сельское хозяйство, в здешних краях традиционно выращивают капусту на продажу. Рафидин рассказывает, что с каждым годом это становится делом все менее выгодным, но по привычке они с братом продолжают сеять. Вот и в этом году, говорит он, брат посадил небольшое поле.
«Раньше выходило у нас тонн 50-60 на два-три брата. А сейчас помощи не осталось, да и это сезонный доход. Коров тоже не держим на продажу, для себя в основном 20-30 голов. Чтобы вырастить и продать скотину, нужно пять-шесть лет. Можно, конечно, и за два года вырастить. В больших городах они за полтора года уже дают такой же вес, как у нас за пять».
Впрочем, постепенно из разговора становится ясно, что периодически Рафидин и скотину все же забивает на продажу, и капусту на своем грузовике отвозит в Ставрополь, да и домашний сыр кому-то поставляет под заказ.
В ближайшее село и, если нужно, в город Рафидин ездит на своей Ниве – возит старшего сына в школу, покупает какие-то хозяйственные товары, муку, корм для кур. Но продукты в основном, конечно, предпочитает свои, домашние.
«В Краснодаре в супермаркет зашел – честно сказать, купить ничего не смог. Полки ломятся, а купить нечего. Там и колбаса, все есть… Сказал брату: «Давай купим рыбу, вряд ли ее можно подделать». Но честно скажу, тоже подделали, какого хочешь цвета сделают. Человек, который работает на земле, – ему там (в городе. – Прим. ред.) дышать нечем».
К вечеру Рафидин берет в руки бинокль и пристально смотрит в горы. Там как на ладони видны пастбища. Сосед Алик собирает коров, принадлежащих Рафидину и жителям окрестных сел, которые «там, внизу». Каждый день, пока тепло, скотину выгоняют в горы. Животных охраняют два алабая – огромные среднеазиатские овчарки, которые, встав на задние лапы, достигают человеческого роста.
Дарина тем временем доит коров. Она говорит, что местная порода много молока не дает, но на семью хватает. На вопрос о том, какая живность водится в горах, женщина буднично отвечает: «Не знаю, честно сказать. Волки есть, говорили, вверху медведь есть. Лисы, куницы, куропатки – это бывает».
В отдаленном селе, где нет газа и водопровода, периодически выключают свет и мобильная связь работает только на одном пригорке, Рафидин Гасанов живет вольной жизнью.
Он уверен, что дети, окончив среднюю школу, в Лакун уже не приедут. Но сам намерен оставаться здесь: «После того как вернулись сюда с родителями, больше уже не уезжали».
———————————————————————
Лакун (Лыкнад -так произносят рутульцы) — ныне не существующее лезгинское село Рутульского района, расположенное в речной долине реки Лакун вац1 (лакунская река) — левого притока реки Самур, которое находится в 4 км от села Хлют на высоте 1400 меторов над уровнем моря. Село Лакун образовалось от переселенцев из бывшего села Кьуьцера, располагавшегося когда-то между селами Хлют и Киче, которое было сожжено рутулами и хлютцами за их непокорность. Название села Лакун, по нашему представлению, имеет романтическое значение, что в переводе с лезгинского означает «скажите,вы!» (лаъчуна). Видимо, поводом для такого значения послужило его географическое расположение со всякими с/х удобствами сравнительно с соседними селами Играх и Иче. Село древнее, о чем свидетельствует найденная здесь надмогильная плита 13 века, а также много старых могил без надписей в окрестностях села. Многие письменные памятники здесь не сохранились, так как от села остались одни развалины. ⠀
(Данные взяты из «Историко-эпиграфические материалы народов Рутульского района» Рамазанов Р., Рамазанов А.)
Поделиться
23 Янв 2019 г.
Комментарии к статье